Я молча ждал продолжение рассказа.
– Однако вскоре после демобилизации и восстановления в институте Цугухико Амада свел счеты с жизнью. Домашние обнаружили его на чердаке мертвым, с перерезанными венами. Случилось это в конце лета.
На чердаке перерезал себе вены?
– Конец лета 38-го?.. Выходит, когда младший брат покончил с собой на чердаке, Томохико Амада еще стажировался в Вене? – уточнил я.
– Да. И в Японию на похороны он не поехал. Самолеты в те времена летали не часто, и ехать можно было только железной дорогой – ну, или плыть морем. Поэтому к похоронам младшего брата он все равно никак бы не успел.
– Господин Мэнсики, вы полагаете, что между самоубийством младшего брата и участием Томохико Амады в венском покушении примерно в то же время есть какая-то связь?
– Может, есть, а может – и нет, – ответил Мэнсики. – В любом случае это из области домыслов. Я лишь сообщаю вам факты, выясненные в нашем историческом расследовании.
– А у Томохико Амады были другие братья и сестры?
– Был старший брат. Томохико Амада – второй сын в семье. Три брата. Умерший Цугухико был младшим. Его самоубийство, чтобы не навлечь ни на кого позор, огласке не предали. Шестая дивизия Кумамото прославилась как неустрашимое и отважное подразделение. Если узнают, что демобилизованный герой, едва успев вернуться с поля боя, покончил с собой, – как его родные будут смотреть в глаза людям? Но, как вам известно, людская молва что морская волна.
Я поблагодарил Мэнсики за информацию. Но какой в ней смысл, я пока что не понимал.
– Постараюсь разузнать подробнее, – сказал Мэнсики. – Что-нибудь выяснится – дам знать.
– Буду признателен.
– Тогда – до воскресенья. Загляну к вам после обеда, – сказал Мэнсики. – И провожу ту парочку к себе, покажу им вашу картину. Ведь вы, я надеюсь, не против?
– Нет, конечно. Картина теперь ваша, и вам самому решать, кому ее показывать, а кому нет.
Мэнсики немного помолчал – будто подбирал самые подходящие слова. Затем, словно бы оставив эту затею, произнес:
– Признаться, я иногда вам завидую.
Завидует? Он – мне?
Я понятия не имел, что он хотел этим сказать. Даже представить себе не мог, что Мэнсики может мне в чем-то завидовать. У него есть все, у меня – ничего.
– И в чем же вы мне завидуете? – поинтересовался я.
– Вы-то сами наверняка не завидуете никому? – задал мне встречный вопрос тот.
Помедлив и немного подумав, я ответил:
– Да, пожалуй, – до сих пор никому не завидовал.
– Это я и имел в виду.
Но у меня при этом нет даже Юдзу, – подумал я. – Ее теперь обнимает какой-то другой мужчина.