— Чего тянешь? — понимающе усмехнулся здоровяк. — Испугался? — и сложил толстые, как бревна, руки на груди. Я машинально опустил глаза на них…
Я едва устоял на ногах. В поле моего зрения попала эмблема на одном из закатанных рукавов униформы. В овале шеврона — сцепившиеся в когтистом объятии дракон и лев алого цвета. Я растерянно обвел глазами его товарищей, затем поднял взгляд на Джека. У всех на плечах были одни и те же нашивки.
— А?! — прохрипел я. Лайон чуть приподнял бровь в недоумении. Посмотрел на свою нашивку. Потом прозрачно посмотрел на меня, и улыбнулся.
Как я просмотрел эту деталь раньше? Я просто не обращал на их знаки отличия никакого внимания, я был слишком занят самокопанием. Теперь вновь, вместе с тяжелой головной болью, всплыло в голове воспоминание о Мьянме, о проклятом «Азиатском Единстве», пропади оно пропадом!
Но почему, как? Причем тут американский шпион? Ведь Джек был в самом настоящем плену! Это не могло быть инсценировкой — для кого?
— Ты проглотил язык, русский? Похоже, что ты наложил полные штаны! — издевательским тоном говорил громила. Я судорожно сглотнул, покосился на Лайона, с отеческой снисходительностью взиравшего на эту сцену.
Какого дьявола?! Я рвано вскинул ладонь к лицу, и провел ею по лицу, сгоняя наваждение. Да пусть хоть сам Сатана восстанет из ада! Я должен выстоять! Растерянность, в которой я тонул как в болоте, охватывала меня, но я обязан оказаться сильнее. Я стал собирать свою волю в кулак. Какой ты на хрен офицер, если испугался призраков!
Сумрак в моих глазах рассеивался, и я видел истинные лица врагов. Этот жалкий циклоп, что вызывал меня на бой, считал себя непоколебимым, он видел во мне не соперника, а червя, которого не составит труда раздавить. Весь его ум был фальшью, заключался лишь в бесконечном самолюбовании и самовозвышении, в шаткой, словно колосс на глиняных ногах, вере в свою мощь и превосходство над всем остальным миром. Но весь этот хлам был лишь слабым отражением того, что я увидел сейчас в бесцветных озерах глаз Лайона, классического олицетворения той системы, что я ненавидел всей душой.
Я упер окаменевший взгляд в здоровяка, гнусно ухмыляющегося.
— Оставь его, Немалер. Не видишь, подполковнику нехорошо. Беркутов, может, пригласить врача? — тон Лайона был озабочен, даже заботлив.
И тут окружавший меня радужный мыльный пузырь окончательно лопнул. Я осознал, что на порядок сильнее всех и каждого здесь, что я хочу вбить этого Немалера в землю, чтобы сорвать с себя наброшенный им саван сомнений и смятых чувств. Что хочу стереть с лица Лайона эту грязную усмешечку. Чтобы уничтожить этим столпившихся за спиной циклопа насквозь пропитанных грязью и дерьмом людишек, уже посмевших похоронить меня, это явно читалось в их масленых взглядах, жадных до чужих страданий.