— Вгоняй анальгин, тройную, — и добавила: — Без толку.
Больной на носилках уже не стонал, а выл, повышая голос при каждом толчке тихоходного самолета, расширенные зрачки искали что-то на потолке кабины. Неожиданно я заметил зверька, он зачем-то взобрался на носилки, потом на загипсованную ногу. Прогнать? Но я здесь чужой, вдруг раненый не поймет движения, дернется? А он как раз затих — полегчало немного?
Тут зверька заметила и врач, поднялась со своего места:
— Кыш! Откуда взялась только!
Но больной поднял руку, похоже, просил не шуметь, не трогать. Врач поняла, пожала плечами и села. Стонов больше не было, и минут через десять она толкнула медбрата:
— Смотри-ка, работает старый добрый анальгин.
— Морфий на сто лет старше, — мотнул головой медбрат.
Больному действительно стало легче, он нежно смотрел на зверушку, расположившуюся на его ноге. Почему-то мне казалось, что легла она именно туда, где под гипсом и бинтами была самая рана.
Наконец тряска закончилась — «кукурузник» плюхнулся на асфальт посадочной полосы, я помог вытащить носилки — летчики все еще отчитывались о чем-то по радиосвязи, и тетка-врач с медбратом начали ворочать больного сами. Подъехала скорая, погрузили, и я вернулся, собираясь заплатить за полет. От денег пилот отмахнулся и захлопнул дверь самолета изнутри. Я остался на асфальте практически посреди картофельного поля, отделенного от взлетной полосы давно провисшей колючей проволокой. «Кукурузник» уже стрекотал по воздуху прочь, скорая уехала. Вдалеке виднелся покосившийся остов автобусной остановки — единственное место, куда имело какой-то смысл двигаться.
Расписания на остановке не было, как, впрочем, и деревянных брусьев на арматуре скамейки. Крыша имелась, но по хорошей погоде роли это не играло. Да и не собирался я здесь сидеть, не было времени на такое. Разобраться только, в какую сторону идти по узкому, в одну машину, асфальту, и двигать быстрым шагом, пока попутка не попадется. Вот как разобраться?
Не прошло и нескольких минут — я еще даже не начал по-настоящему злиться, — рядом затормозил ободранный «Лендкрузер». Водитель махнул рукой — садись. Я забрался внутрь, взглянул и подумал, что зря повелся на приглашение. Недоброго вида громила едва помещался на водительском сиденье, до предела отодвинутом. Руки с кривыми татуировками поблескивали перстнями, размер которых подчеркивал их фальшивость. Да и, судя по густой черной щетине, происходил хозяин джипа из тех мест, где огнестрельное оружие — не более чем деталь одежды. «Приехал, — промелькнула мысль, — назад в девяностые». Обычно-то проблем не возникало, во мне самом килограммов почти сотня, спортом, опять же, занимался. Но за счет спорта и пределы свои знаю; здесь даже со всеми моими разрядами ловить было нечего. Куда ехать, водитель не спросил, просто включил передачу и нажал на газ.