Посему, пока при флагмане Рожественского присутствовал «Ямал» с его длинноволновой радиостанцией, этим тактическим преимуществом пользовались вовсю – переговоры между «Суворовым» и Санкт-Петербургом шли плотным потоком. А Морской штаб уже слал телеграфом приказы Иессену и, с понятной задержкой из-за осады крепости, Витгефту.
Но главное сейчас для Зиновия Петровича, конечно – определиться с топливом и уже от этого «плясать».
* * *
На мостике ледокола капитан – стои́т у массивной металлической тумбы (РЛС метрового диапазона). Аппаратура ещё советского наследия использовалась редко, хотя во льдах качество давала неплохое.
Посмотрел показания, протестировал… штатно, буднично, с ощущением покоя – после напряга во льдах наступила расслабуха.
Ещё подумал: «Как в музыке перепады: за грустью – веселье и так далее. Чего-то это меня в лирику кинуло?.. Так! Горизонт чист. Нужды гонять беспилотник не вижу… всё одно туманы, обойдёмся эрэлэской».
И бормочет скорей для себя под нос:
– Рожественский опасался, что То́го его будет ждать прямо у входа? …Хм. Полез бы японский адмирал в лёд, как же! Да в такие да́ли – за три тыщи миль.
На месте рулевого вахтенный Миша Воронёнок, «отработавший» судоводителем на флагмане «Суворов», – делится впечатлениями о корабле и экипаже, в контексте «во какие они – предки»:
– Люди как люди… – и хмыкнул, видимо, хотел добавить по-булгаковски, однако не стал, – но воя-я-яки! По-моему, у Марка Твена читал, что со звания майора военные начинают безнадежно тупеть.
– Матереть, – поправил Черто́в, – не вздумай такое при начбезопасности сказать. Обидится.
– Да я и ребят своих с Союза помню, кто по военным училищам подался. Пока молодые были – весёлые живчики. Как за капитана перевалили – начинается… И эти, хоть и императорские, а такие же… До каплеев ещё куда ни шло… над анекдотами хохочут, и всё со всем нашим извечным российским разгильдяйством – «бог не выдаст, свинья не съест».
– В смысле?
– Да я им – учите матчасть! А они всё на «авось» переводят. Хотя косточка белая так и прёт наружу. Сказано – «благородия». А ведь на бойню идут. Я понимаю, что и в известной нам истории многие из них того… Но смотрел я на них и никак не мог понять – ведь своим появлением тут мы что делаем? Меняем прошлое… ради нашего там – в две тыщи шестнадцатом настоящего? Или убиваем это настоящее… ради их лучшего какого-то будущего?
И увидев, как кэп, сменив в лице интерес на лёгкую оторопь от темпоральных загадок, по-простецки заключил:
– И сам запутался, голова я садовая.
Андрей Анатольевич, не находя что ответить, ляпнул невпопад нечто философское: