Теперь мы за все будем виноваты. За Ивана Грозного и Крымскую войну, за русско-японскую и Гражданскую, за Отечественную и культ личности, за перегибы на местах и Днепрогэс, за Лаврентия Берию и войну в Афгане, ибо все это якобы с нашего соизволения происходило.
— В такое поверить невозможно! Глаза ведь режет!
— Тебе, может и режет. Тебе и тем, кто привык вычленять из потока впечатлений все, напоминающее попытки тобой управлять. И то не всегда получается. Что тут говорить о тех, кого такому не учили.
Массами манипулировали всегда и продолжают манипулировать, рассчитывая, что такое положение вещей вечно. Людей умно, подло, цинично заставляют желать странного, — в очередной раз озвучил дед старые истины. Напоминать о них он не стыдился никогда.
— Да помню! Ты еще как-то сказал, что начиная со времен Великой французской революции, история человечества превратилась в спектакль или хронику развития технологий управления массами, настолько она нелогична.
И потом добавил, что, фараоны, дожи и прочие самодержцы были слегка гуманнее нынешних людоедов.
— Дорвались до рычагов, называется. Как дети до мороженного.
— А я тут каким боком?!
— Значит, помнишь?
Виктор помнил. Седьмой класс, такое же жаркое лето. Вдруг ставшие каменными большой и указательный пальцы деда, жестко выкручивающие ухо.
Память сработала не хуже машины времени. Вот что значит вовремя предъявленный стимул! Прошлое ожило, приобрело объем, тени и краски.
— Ты сколько заплатил? — холодно поинтересовался дед, и воздух вокруг стал тяжелым, липким, а сердце начало бестолково барахтаться.
— Три копейки.
— А сколько забрал мороженного?
— Тоже три. Батончика.
— По 28 копеек, значит. Всего на восемьдесят четыре копейки. Вот тебе рубль, Витя, беги и отдай деньги. Больше так не делай, — казалось, от голоса деда начинает вянуть трава.
— Понял, бегу, — ответил он тогда. И побежал, сжимая в кулаке мгновенно пропитавшуюся потом бумажку. Господи, как же стыдно-то было…
Доводя до логического завершения воспоминания о неприятном, дед продолжил:
— С мороженным, это была элементарная манипуляция. Пускай, с элементами Эриксоновского гипноза. Ты, паршивец, тогда воспользовался только что усвоенным методом прерванного стереотипа. Помнишь?
— Да помню, сколько можно-то?!
— Сколько нужно, столько и буду. Теперь скажи мне, если бы эта тетка даже и хотела бы, смогла бы она тебе что-нибудь противопоставить?
— Нет. Без вариантов. Так же, как ни один гражданин бывшей Страны Советов не может противостоять грандиозной манипуляции, затеянной идеологами.
— Правильно, Витя. Инвазии в культурное ядро нельзя противопоставить книгу, статью, выступление в любом из средств массовой информации. Забьют информационным мусором, заболтают, обольют грязью.