Улыбка на полном, словно у плакатного капиталиста, лице, была откровенно неискренней и слащавой. Причем, до такой степени, что лживость выражения лица, создаваемая растяжением уголков рта, воспринималась просто как некая особая форма вежливости. Этот восточный человек был приучен вести многочасовые беседы ни о чем, и при том получать от них пользу, с точностью и холодной объективностью компьютера отслеживая реакции собеседника и таким образом узнавая больше, чем можно было бы подумать. Разумеется, говорить Бадри тоже мог часами, ничего конкретного и определенного при этом не сообщая.
Вот только времени на всю эту ерунду у Вояра не было. Потому сразу после обмена протокольными любезностями, Виктор жестко заметил:
— Вы зря тратите время, Бадри. Его у нас нет совсем, и нам обоим хорошо известно, что «есть логика намерений и логика обстоятельств, причем логика обстоятельств сильнее логики намерений».
— Не думал, что такой молодой человек помнит слова моего великого земляка, — задумчиво произнес смуглый гость с той стороны Хребта.
— У меня простой вопрос: да или нет?
— Все-таки вы очень молоды, Виктор. Такие вопросы в корне противоречат традиции ведения переговоров.
— А мы не ведем переговоров! — широко улыбнулся Виктор. — Какие переговоры может вести командир ополчения с человеком из-за гор, не имеющим официального статуса? Мы так, по-соседски разговариваем.
От этой широкой, искренней улыбки, Бадри, прошедший к тому моменту и зону, и ад приватизации, и кромешный ужас периода первоначального накопления, почувствовал, будто он оказался вне времени и места, там, где никто, ничего, никогда не слышал о веках прогресса, гуманизме и правовых нормах. И уж тем более, о каких-то там понятиях, по которым пытались до недавнего времени жить многие.
— Пока по-соседски, — содрогнувшись, подумал Бадри. — Ключевое слово здесь именно первое. Зря, что ли было заявлено про обновленный Союз? «Пока» — это ненадолго. Потом руки дойдут и до нас. Потому самое время стать полезным сейчас, пока еще не все поняли, к чему идет дело, хотя любой разумный уже может сказать, что оно уже решено.
Вот, прямо в лицо внимательно смотрит немигающий взгляд самого страшного хищника этих мест. «Надо опустить глаза», — пронеслось в голове. Чуть позже в памяти всплыло: «Прямой взгляд — демонстрация агрессии». В животе заныло, по спине поползла струйка пота. Стремительно ослабли колени, и Бадри опустил глаза.
Однако, он не зря смог подняться с самых низов. Собравшись, переговорщик спросил внешне безразличным голосом: