И знаешь, ведь искренне радовались! Например тому, что румыны, уходя, ничего взрывать не стали. Так что, и канализация, и водопровод, и электричество — все осталось в целости. Анекдот, но здания ЧК, синагоги и ментовки на Еврейской, тоже не пострадали. Как тут не радоваться?
А Пынтю потом многие годы люди добрым словом поминали. Его ведь наши, когда Румынию захватили, зачем-то выловили. А потом — выпустили. Ну не было за человеком грехов!
Так вот оно все. По-разному бывает. Когда и свой — хуже врага, а когда и оккупант лучше друга.
Собеседники еще раз разлили, выпили, закусили немудреной, собранной на скорую руку закуской. Ротный понюхал горбушку, сморщил лоб, помялся и выдал:
— Значит, ты…
— Можешь записать, капитан, что лейтенант Вояр к любой власти относится презрительно. Далее — по известному тексту, — жестко ответил Виктор.
— И все-таки, оккупанты, о которых ты рассказывал, фашистами были, — упрямо повторил ротный.
— А вот это уже вообще ни в какие ворота не лезет, — огорчился Виктор. — Впрочем, Гена, ты у нас неграмотный, тебе простительно. Только не обижайся, Бога ради!
— Да чего уж мне, сапогу, на тебя обижаться. Ты у нас, оказывается, из тех еще мальчиков, правильных, — не удержался от колкости ротный.
— Слушать будешь, или включишь дурочку про тяжкое детство и деревянные игрушки? — с ледяным безразличием поинтересовался Вояр.
Иногда после вопросов, заданных таким тоном, мужчины сходятся в рукопашной. Но чаще, кто-то признает безусловное превосходство собеседника, и действительно, начинает внимательно слушать.
Взгляд Виктора оказался ощутимо тяжел. Он буквально согнул ротного, заставив опустить глаза и сгорбить плечи.
— Рассказывай, — после минутного молчания тихо попросил Кузовлев.
— Кого другого, кстати, оставил бы в неведении, — примирительным тоном произнес Виктор. И продолжил:
— Пойми, абсолютно все социальные теории, составленные без учета физиологических особенностей человека разумного — обыкновенный бред, с умным видом подсовываемый под нос простому, неискушенному в плетении слов человечку.
Коммунизм, анархизм, социализм, капитализм, феодализм, рабовладельческий и первобытно-общинный строй — пустышки первого ряда. Постиндустриал, неолиберализм, бюролизм и все такое, включая концепцию конца истории — химеры для продвинутых пользователей.
И для самых крутых интеллектуалов свои миражи спроектированы. Критерий один: учитывает ли теория физиологию высшей нервной деятельности, особенности закладки и реализации социальных инстинктов и базовых программ.
— Базовые, это у нас теперь что? — переспросил Кузовлев.