Задумка была примерно такая: столкнуть оккупантов с угрозой эпидемий.
— А население?
— Да черт с ним, с населением! Электростанцию на прощание, тоже, разумеется, взорвали. Люди помнят, в городе месяца два было темно и жутко.
Починили все только при помощи румын… И электростанцию, и канализацию, и водопровод. А еще злые румыны бесплатно кормили в школах детей.
Те же румыны долго вытаскивали из-под пирсов машины, затопленные Советской Армией вместе с ранеными. И освобождали от трупов портовый холодильник, где раненых красноармейцев забыли без пищи и воды. Двери там, понимаешь, герметично закрываются, так что, помирали люди трудно и муторно.
За воспоминания о том, что и почем можно было в те годы купить на Привозе, после войны закрывали сходу, и, не размышляя давали десятку. Как за подрыв и вражескую пропаганду. Это ж действительно никуда не годится, что разнорабочий в Одессе имел за день 20 марок, при том, что буханка белого стоила полмарки, мясо — три марки, а водка — пять. Или около того.
У Лехи Макарова дед именно так и нарвался. Вспомнил как-то по бусу в неподходящей компании, как сытно и здорово жилось при Германе Пынте. Стуканули, конечно. И поехал человек…
— Положим, в Одессе я тоже бывал, — с легкой неприязнью заметил Кузовлев. — И знаю, что добрые румыны расстреляли на бывших пороховых складах 26 тысяч человек. В основном, евреев.
— А я и не говорил, что они хорошие… — ответил Вояр. — Я говорил об одинаковости, или, скорее, схожести повадок. Власть проявляет гуманность и доброту только когда это ей выгодно.
И, ясное дело, в каждой избушке — свои игрушки. Кому нравится стрелять жидов и комиссаров, кто желает истребить эксплуататоров, кому-то поперек горла встали вейсманисты-морганисты, врачи-убийцы или безродные космополиты — выбор есть на любой вкус, всегда, особенно, если дело идет о пострелять или защитить. Вот к примеру, возьмем секс-меньшинства…
— А при чем тут они? — удивился ротный.
— А при том, что когда в Одессу пришла Советская Власть, обыватели ощутили себя в роли гонимых пи… Просто тогда люди не знали, в массе своей, кто это такие, геи. Но гнобили их именно в таком стиле.
НКВД устроил в городе форменную войну с народом. За длинный язык и неподобающее поведение из города вывезли от восьмидесяти до девяноста тысяч человек. Тысяч двадцать впоследствии вернулись. Кого могли призвать — призвали. Заодно выгребли у крестьян в области продукты, включая и то, что было на семена. Люди потом очень трудно выживали, поверь. На мерзлой картошке и том, что все-таки удалось утаить. И всем было ясно до слез: вернулась родная и любимая власть. Теперь, пусть и без штанов, но необходимо изображать радость.