Король вошел в ставку, сел на походную кровать и велел снять сапог. Нога так распухла, что камердинер не мог исполнить желания короля. Он жестоко страдал, но не жаловался и старался казаться спокойным. В это время фельдмаршал граф Рейншильд и государственный министр граф Пипер вошли с тремя врачами.
Доктора разрезали сапог и, осмотрев рану, объявили, что кость в пятке раздроблена. Двое из них утверждали, что для предупреждения неминуемого воспаления и антонова огня надобно отрезать ногу. Третий доктор молчал. Король, обратясь к нему, спросил:
— Твое мнение, Нейман?
— Я думаю, государь, — отвечал доктор, — что, сделав разрезы вокруг раны, можно спасти вас… Только я должен предуведомить ваше величество, что операция будет болезненна…
Король улыбнулся.
— Режь, братец, смело, и начинай тотчас! — сказал он. Доктор принялся за операцию, во время которой король даже не поморщился и сам поддерживал ногу обеими руками. После перевязки король прилег на подушки и, отдохнув с полчаса, велел позвать Мазепу. Граф Пипер ввел его.
— Господин гетман! — сказал король. — Вы слышали, что царь хочет атаковать нас? — Слышал, ваше величество!
— Мы предупредим его, — примолвил король. — Нападающий имеет такое же преимущество пред атакуемым, как конный перед пешим или как сытый перед голодным. Говорят, что царь почти втрое сильнее меня! Не беда! Под Нарвой он был сильнее меня ровнехонько всемеро! Победу доставляет не физическая, но нравственная сила, и мое имя стоит, по крайней мере, половины русского войска… Мы атакуем царя…
— Государь! Я уже докладывал вам несколько раз, что русские теперь не те, что были под Нарвою… — возразил Мазепа.
Король не дал ему продолжать и сказал:
— Правда, что они искуснее теперь бегают от меня, чем прежде. Но наконец я поймал их!
— Они отступали перед вами, пока чувствовали, что не в силах вам противиться, — отвечал Мазепа, — но теперь, когда нападают, то, верно, надеются на свои силы и мужество.
— Нет, не чувство силы и мужества заставляет Петра решиться на это, но зависть… Моя слава горька ему! В Москве я решу наше соперничество!.. — Король покраснел от гнева.
— Но успех был бы вернее, если б мы отступили теперь в Польшу, дали солдатам нашим отдохнуть, укрепиться, а между тем усилили бы наше войско…
Король быстро поднялся с кровати:
— Как! Мне бежать от московского царя! Никогда! Нет, он не увидит никогда моего арьергарда иначе, как пленный или как проситель… — Король был в гневе.
— Всякое внутреннее движение вредно вашему здоровью, — сказал доктор.
— Пустое! Мне вредно одно бездействие, — возразил король. — Пушечный гром излечит меня скорее твоих пластырей, — примолвил он, улыбаясь. — У нас нет пушек, — сказал он, обратясь к Рейншильду, — но у нас есть штыки, и мы возьмем пушки у русских… Господин гетман! Вы будете начальствовать всею иррегулярною конницей…