Я-то знал вкус пути менестреля! И никому бы не пожелал на своей шкуре узнавать, а ему — особенно. Но поди его переспорь. И нам везло, сказочно везло! И впрямь боги хранят детей Ордена: ни на миг не покидала нас удача. Но она рассталась с нами в Лойрене… и на плечах Энта белый плащ — ясный знак: всему конец, скоро Рыцарь шагнёт за Черту. Что сделает лорд Крис-Тален, если я свихнусь настолько, чтобы сунуться за ним в Тень? Сам и отведёт за руку в эллин? Или просто вздёрнет брови с ледяным презрительным гневом, как смотрел на глупых мальчишек, неосторожно задевавших его в трактирах?
Энт молчал. С утра ни словечка ни проронил. Пару раз я поймал его взгляд — не очень-то ласковый… будто я лишний, и меня хотят прогнать, едва появится хоть пустяшный повод. Неужто и правда хочет? Оттого вчера и злился, что бы я ни сказал и ни сделал? Я ощущал себя загнанным кроликом, за спиной которого щёлкает острыми зубами волчья пасть: вправо, влево — пасть повсюду, вот-вот зубы сомкнутся! Мне хотелось заговорить — и покончить разом и с молчаньем, и с призраком дружбы, и с возможностью хотя бы до Черты быть рядом с ним. Открыть сердце и позволить разбить его… Я не решился. Молча плёлся за ним; взял Лили — пальцы как онемели, и я её убрал, побоялся порвать струну; засвистел, но звук застыл на губах… Через час этой пытки я понял, что сейчас расплачусь, пробормотал что-то невнятное насчёт новой песни и сбежал в заросли. Энта я теперь не видел, но зато и он не видел меня, и хорошо, потому что я всё-таки плакал, слёзы медленно выползали из глаз и щипали кожу…
Тут до меня дошло: забрался я далеко. Забежать вперёд и подождать… а если и он меня где-то ждёт? Звать его? Орать на весь лес, как заблудившийся перепуганный ребёнок? Я растерялся и брёл наугад, придумывая, чем объяснить отсутствие обещанной песни, когда всё же встретимся, и вдруг услышал ржание лошадей. И хрупанье. Животинки пасутся. Кони в чаще Лойрена — штука странная! А странное чаще всего опасно… но я шёл туда, на звуки — бесшумно, как ходят звери, и сам не понимая, зачем иду. Три лошади были стреножены в надёжном укрытии из густого кустарника, а двинувшись по следам, я довольно скоро увидел и хозяев. Точнее, спины: люди затаились в кустах у дороги. Один из них сильно размахнулся… а я лежал в траве и молча глядел на дорогу. На Энта. Кричать было уже поздно.
Камень угодил ему в затылок, и он беззвучно упал в пыль. Разбойники, ломая кусты, устремились к нему. Я не шевелился. Что я мог изменить? Трое здоровых парней, да ещё с оружием. Они несколько раз ударили его ногами, потом подняли, завернув руки за спину. Я смотрел на нож у бока моего друга и вспоминал мамины слова: «Самую опасную ярость рождает страх за содеянное». А Энт очень бледный, куда там драться, стоять-то не может, вон как висит в их лапах. И меч у него забрали. И, проклятие, всё время они говорили! Рассказывали, что намерены с ним сделать, когда очнётся… а я не мог придумать ничего, чтобы они заткнулись. Я вообще не мог ничего придумать. Я кусал руки и плакал.