Куда сложней решалась задача под названием «Вил». Совсем не решалась! Чем дольше он смотрел на Вила — тем больше загадок. Весь Вил, целиком, вместе со своей ненаглядной минелой Лили, был одной большущей загадкой! А ведь на первый взгляд всё просто: кому и идти в менестрели, как не такому вот хрупкому ребёнку с тонкими пальцами, ни для какой работы, кроме дёрганья струн, не пригодными?
«Он играет больше шести часов. Он сказал: я буду играть, пока не сотру пальцы до кости. Давиат! Я ничего не знаю о людях из-за Черты! Как мне проверить, чтобы не задеть его гордость? А если он не шутил? Неужели снова придётся бить его, чтобы вытрясти хоть крупицу здравого смысла?!
Менестрели — лживые ничтожные бездельники. И он такой? Беспомощный и безрассудный — да, возможно. Но не ничтожный. Отчего я уверен? Откуда взялось это ощущение, что его внешность в точности соответствует сути, и за красивым лицом скрывается утончённая, возвышенная душа?
Ну почему он так смотрит?! Будто я какая-то мелочь, не заслуживающая внимания. Неинтересный пустячок. Отчуждённо, высокомерно… пренебрежительно. И это высокомерие — тоже часть его души?»
Наконец он не выдержал: вскочил и с упрямо сжатыми губами направился к Вилу. Тот соизволил поднять голову не раньше, чем на корпус минелы упала тень. Ещё одну любезность — заговорить — он явно считал излишней. А Энтис терпеть не мог первым вступать в разговоры! «Жалко, здесь нет Кера! Вот кому легко подойти, и болтать о чём угодно, и задавать вопросы…»
— Ты долго играешь, — осторожно начал он. Чёрные глаза пристально сверкнули ему в лицо и тут же скромно прикрылись длинными ресницами.
— Я мешаю? Если не хочешь, я больше не стану.
Странно. Бессмысленно! Разве у него есть право распоряжаться чужим временем и желаниями?
— Если бы мне не нравилась музыка, я бы ушёл, — в замешательстве сказал он.
— Ты вернулся бы в свой Замок, если бы тебе не понравилось, как я играю?
— Что ты! — Энтис засмеялся, тут же оборвал смех и серьёзно заверил: — Конечно, нет. Я буду с тобой, пока не поправишься. Я имел в виду, если бы музыка была не по душе мне, я сходил бы к ручью, или на охоту, или… ну, куда-нибудь. Лес большой… Вил, — вырвалось у него, — почему ты так смотришь?
— Как? — спросил Вил, глядя на него в упор. Энтис смущённо уставился в траву.
— Проще запретить мне играть, — проронил бархатный голос, — чем убегать.
Энтис взволнованно покачал головой:
— Минела твоя, как я могу запрещать? И я люблю музыку, а ты хорошо играешь, очень хорошо!
— Спасибо. А мне показалось, ты чем-то недоволен. Ты с таким мрачным видом ко мне двинулся.