А я чуть в обморок не грохнулся с перепугу. Настало моё время, вот что я подумал. А знаешь, что я думаю теперь? Всё ещё впереди. Какого чёрта ты подошёл?! Не о музыке же собирался поболтать!
— Извини, — густо залился краской Энтис. — Я не хотел… Собственно, я… меня волновали твои руки.
— Руки? — искренне озадачился Вил. — А что с ними не так?
— Я боялся… ты говорил, что будешь играть для меня, пока не сотрёшь пальцы, но ты не должен…
Нет, Вил явно не желает ему помогать! Молчит и смотрит своими загадочными глазами!
— Мне этого не надо, — упавшим голосом закончил он.
Менестрель касался струн легко и нежно, словно ласкал зверюшку.
— Сам же сказал — музыку любишь.
— Да, но… Мне неприятно, если кому-то больно.
— Мне не больно, — жёстко отрезал Вил. — По-твоему, я сумасшедший? С чего мне такое вытворять?
Энтис не знал, куда деть глаза, и проклинал тот миг, когда решился ввязаться в этот дикий разговор.
— Вначале ты всё пытался встать, — пробормотал он, — когда надо было лежать. Словно не понимал.
Вил рассмеялся, опрокидывая все его представления об обидных словах и людях из-за Черты.
— Я и не понимал. От иного сна и дёрнешься, и закричишь. Ты думал, я играл тоже вроде как во сне?
— Ты не кричал, — уточнил Энтис. — Нет, не думал, ты ведь не спал. Но так долго… а ты обещал мне…
— Гляди. — Вил вытянул руки ладонями вверх. — Я не обещал, я пошутил. И вовсе не долго, я и целый день умею. — Он издал недобрый колючий смешок: — А если бы струны правда поранили мне пальцы?
— Тогда, — тихо сказал Энтис, — у меня появились бы основания просить тебя перестать.
Вил просвистел несколько сложных переливчатых нот.
— Просьбы, знаешь, не всегда выполняют. — Он снова посвистел. — Можно забрать минелу. А можно пару раз дать как следует, тоже хорошо помогает.
Энтис сжал зубы. Ни разу он не попадал в такие неприятные истории! Даже когда забыл расседлать Кусаку, и когда в десять лет принёс на танец стальной меч… «Вина уходит с искуплением». А где ему взять искупление сейчас?! Давиат, уж лучше уйти из конюшни, не расседлав взмокшую лошадь! «Ни от какого несчастного ремня мне так не хотелось плакать, как от его взгляда. Что происходит со мной?»
— У тебя открывались раны. — Он с трудом отрывал слова от языка. — Я объяснял, просил, но ты всё равно… Ты сам сказал — не понимал. Я был вынужден тебя ударить, но я не хотел, и это не было легко.
— Ясно. — На лице Вила можно было прочесть не больше, чем на пустой странице. — Ну, извини.
Энтис кивнул. Волосы растрепались, и он этому радовался: хоть за ними можно спрятаться.