— Нет, не поймем, — сказал Кестер.
Он отлично понимал булочника. Этот тип желал бесплатно заполучить новый верх, на который страховка вообще не распространялась. Во что бы то ни стало он хотел контрабандой протащить его стоимость в смету. Мы начали было спорить с ним. Тогда он пригрозил аннулировать заказ и предложить составление сметы более сговорчивой мастерской. В конце концов Кестер сдался. Будь у нас побольше работы, он бы ни за что не пошел на попятный.
— Чего же сразу не согласился! — сказал булочник и криво усмехнулся. — В ближайшие дни зайду выбрать ткань. Хотелось бы бежевого цвета. Люблю нежные оттенки…
Мы двинулись. По дороге Ленц показал нам на сиденьях «форда» крупные черные пятна.
— Кровь его умершей жены. А он выклянчил себе новый верх. Бежевый, видите ли! Нежные оттенки! Вот уж действительно мертвая хватка. Он еще, чего доброго, выжмет страховую сумму сразу за двух покойников: ведь жена была беременна.
Кестер пожал плечами.
— Что ж, он, видимо, считает, что жена женой, а деньги деньгами.
— Очень может быть, — сказал Ленц. — Говорят, есть люди, для которых страховка — это как бы утешение в горе. А наш убыток составляет ровно пятьдесят марок.
* * *
Во второй половине дня я под каким-то предлогом отправился домой. Мое свидание с Патрицией Хольман было назначено на пять часов, но в мастерской я об этом ничего не сказал. И не потому, что хотел что-то утаить. Просто все это вдруг показалось мне самому довольно неправдоподобным.
Она попросила меня прийти в какое-то неизвестное мне кафе. От кого-то я слышал, что оно небольшое, но элегантное и уютное. Не ожидая ничего плохого, я поехал туда. Но, едва переступив порог, я испуганно остановился. Помещение было переполнено на редкость словоохотливыми женщинами. Я попал в типичную дамскую кондитерскую.
С трудом мне удалось захватить только что освободившийся столик. Испытывая чувство неловкости, я осмотрелся. Из мужчин, кроме меня, здесь были еще только двое, но они мне не понравились.
— Кофе, чай, шоколад? — осведомился кельнер и салфеткой смахнул мне на костюм разбросанные по столешнице крошки от пирожных.
— Двойной коньяк, — ответил я.
Он принес его. А заодно приволок группу любительниц кофе, искавших, где бы им сесть. Их возглавляла атлетического телосложения дама уже весьма зрелого возраста. На ней была шляпка с траурным крепом.
— Вот, пожалуйста, четыре места, — проговорил кельнер и указал на мой столик.
— Простите! — ответил я. — Столик не свободен. Я здесь ожидаю кое-кого.
— Не полагается, сударь! — сказал кельнер. — В эти часы у нас нельзя резервировать места.