— Я еще ни разу не отъезжала так далеко от деревни, — сказала Пат, — Это и есть дорога домой?
— Да.
Она молча смотрела вниз, в долину. Потом вышла из машины и, защитив глаза ладонью, стала смотреть на север, словно могла отсюда различить башни нашего города.
— А это далеко?
— Около тысячи километров. В мае мы с тобой спустимся с гор, и Отто приедет за нами.
— В мае, — повторила она. — Боже мой, в мае!..
Медленно садилось солнце. Долина ожила, тени, недвижно лежавшие в складках местности, теперь вдруг начали бесшумно вспархивать и карабкаться все выше и выше, точно какие-то огромные синие пауки. Становилось прохладно.
— Надо возвращаться, Пат, — сказал я.
Она взглянула на меня, и неожиданно лицо ее словно раскололось от боли. И тут я понял, что она все знает. Знает, что уже никогда не окажется за этим беспощадным хребтом на горизонте. Она это знала и хотела скрыть от нас, так же как мы хотели скрыть это от нее. Но на какое-то мгновение выдержка изменила ей, и из ее глаз хлынула вся боль мира, все его страдания.
— Поедем еще немного дальше, — сказала она. — Поедем самую малость вниз.
Я переглянулся с Кестером.
— Поедем…
Она устроилась рядом со мной на заднем сиденье. Я обнял ее одной рукой и укрыл нас обоих пледом.
— Робби, милый, — прошептала она у моего плеча, — теперь мы как будто бы едем домой, возвращаемся в нашу прежнюю жизнь…
— Да, — сказал я и подтянул плед, укрывая ее с головой.
Чем ниже мы спускались, тем быстрее темнело. Пат полулежала, укутанная пледом. Она просунула руку мне на грудь, под рубашку. Кожей я чувствовал ее ладонь, потом ее дыхание, ее губы и — слезы.
Осторожно, чтобы Пат не заметила разворота, в следующей деревне Кестер, объехав по большому кругу рыночную площадь, медленно направил «Карла» в обратный путь.
Когда мы вновь переезжали через хребет, солнце уже исчезло, а на востоке между поднимающимися облаками повисла бледная и ясная луна. Мы ехали обратно. Колеса в цепях, монотонно шурша, катились по дороге, стало совсем тихо, я сидел неподвижно, боясь шелохнуться, и чувствовал на своем сердце слезы моей Пат, словно там кровоточила рана.
* * *
Через час я сидел в холле. Пат была у себя, а Кестер отправился на метеостанцию — узнать, ожидается ли снегопад. Вечер выдался серый и мягкий, как бархат. Сквозь легкий туман проглядывал месяц в венце. Вскоре появился и подсел ко мне Антонио. Поодаль от нас, за одним из столиков, сидело какое-то, я бы сказал, пушечное ядро в грубо-шерстяном спортивном костюме с чрезмерно короткими штанами «гольф». Младенческое лицо с толстыми губами и холодными глазками венчал круглый, розово-красный и совершенно лысый череп, голый, как бильярдный шар. Рядом сидела узкокостая худая женщина с глубокими тенями под глазами и с каким-то молящим, горестным взглядом. Пушечное ядро было явно оживлено, голова его непрерывно двигалась, ладошки описывали в воздухе гладкие и округлые линии.