— Вот так признание! — Пат выпрямилась. — А я-то думала, что это тебе никак не должно быть безразлично.
— Да я не в таком смысле. Даже не могу объяснить тебе, в каком. Не могу потому, что так и не понял, что, собственно, ты во мне нашла.
— Уж это моя забота, — ответила Пат.
— Но ты-то сама это понимаешь?
— Не совсем точно, — ответила она с улыбкой. — Иначе это уже не было бы любовью.
Бутылки с водкой русский оставил на комоде. Я налил себе и выпил несколько рюмок. Царившее здесь настроение угнетало меня. Очень тяжело было видеть Пат среди всех этих больных.
— Тебе тут не нравится? — спросила она.
— Не слишком. К этому нужно привыкнуть.
— Бедненький ты мой, дорогой… — Она погладила мою руку.
— Я не бедненький, если ты рядом, — сказал я.
— А Рита, по-твоему, не очень хороша собой?
— Не очень, — сказал я. — Ты красивее.
На коленях молодой испанки лежала гитара. Девушка взяла несколько аккордов. Потом запела, и мне показалось, что в полумраке вдруг откуда-то появилась и парит неведомая темная птица. Рита пела испанские песни, пела негромко, чуть хрипловатым и ломким, больным голосом. И я не мог понять — то ли из-за этих непривычных и грустных напевов, то ли из-за берущего за душу и какого-то вечернего голоса девушки, то ли из-за теней, отбрасываемых больными, сидевшими в креслах или прямо на полу, то ли, наконец, из-за выразительного, крупного и смуглого лица нашего русского хозяина, — не знаю отчего, но вдруг мне показалось, что все происходящее — не более чем слезное и тихое заклинание судьбы, притаившейся там, за занавешенными окнами, не более чем мольба, крик и страх, боязнь остаться наедине с неслышно подтачивающим тебя небытием.
* * *
Наутро Пат, оживленная и радостная, перебирала свои платья.
— Слишком широкими стали… слишком широкими… — машинально бормотала она, стоя перед зеркалом. Потом повернулась ко мне.
— Ты привез с собой смокинг, милый?
— Нет, — сказал я. — Не думал, что он мне здесь понадобится.
— Тогда пойди к Антонио. Он тебе одолжит. У вас совершенно одинаковые фигуры.
— А он что наденет?
— Он наденет фрак. — Она прихватила булавкой складку на платье. — Кроме того, пойди покатайся на лыжах. Мне нужно поработать. А при тебе я не смогу.
— Несчастный Антонио, — сказал я. — Я его просто граблю. Что бы мы делали без него.
— Он хороший парень, правда?
— Да, это правда, — ответил я. — Именно хороший парень.
— Не знаю, как бы я обошлась без него, когда была тут одна-одинешенька.
— Не надо вспоминать об этом. С тех пор прошло столько времени.
— Правильно. — Она поцеловала меня. — А теперь иди кататься.