Все общество вернулось в полумрак «Интернационаля», словно куры на насест. Хорошего настроения как не бывало.
— Робби, сыграй на прощание еще что-нибудь, — попросила Роза. — Подбодри нас.
— Хорошо, — согласился я. — Давайте-ка долбанем «Марш старых товарищей».
Затем откланялся и я. Роза сунула мне кулек с пирожными. Я подарил их сыну «мамочки», который, как и во всякий вечер, устанавливал на тротуаре котел с колбасками.
* * *
Я задумался — чем бы заняться. Идти в бар мне определенно не хотелось. В кино — тоже нет. Разве что пойти в мастерскую? В нерешительности я посмотрел на часы. Было восемь. Кестер, вероятно, был уже там. В его присутствии Ленц не посмеет опять бесконечно болтать про эту девушку. Я пошел в мастерскую.
В ней горел свет. И не только в помещении — весь двор был ярко освещен. Кроме Кестера, не было никого.
— Что тут происходит, Отто? — спросил я. — Уж не продал ли ты «кадиллак»?
Кестер рассмеялся.
— Нет. Просто Готтфрид устроил небольшую иллюминацию.
Обе фары «кадиллака» были включены. Машина стояла так, что снопы света через окно падали прямо на сливу в цвету. Какая-то удивительно яркая меловая белизна. А черный мрак по обе стороны дерева, казалось, шумит, как море.
— Фантастика! — сказал я. — А где Ленц?
— Пошел купить чего-нибудь поесть.
— Блестящая идея, — сказал я. — Что-то у меня вроде как ветер в голове. Но, возможно, это просто голод.
Кестер кивнул.
— Поесть — всегда хорошо. В этом основной закон всех старых вояк. Знаешь, и у меня сегодня, кажется, ветер гулял в голове — я записал «Карла» на гонки.
— Что? — спросил я. — Уж не на шестое ли число?
Он кивнул.
— Ничего себе, Отто! Но там ведь будут самые что ни на есть асы.
Он снова кивнул.
— По классу спортивных машин выступает Браумюллер.
Я принялся засучивать рукава.
— Ну, коли так, Отто, то за дело! Выкупаем нашего любимца в масле.
— Стоп! — крикнул только что вошедший последний романтик. — Сперва сами подзаправимся.
Он развернул свертки с ужином: сыр, хлеб, твердокаменная копченая колбаса и шпроты. Все это мы запивали отлично охлажденным пивом. Ели мы так, словно от зари до зари молотили цепами зерно. Потом взялись за «Карла». Работали два часа, все проверили и отрегулировали, смазали подшипники. Вслед за этим Ленц и я поужинали вторично. Готтфрид включил свет и на «форде». При аварии одна его фара уцелела. И теперь, укрепленная на выгнутом кверху шасси, она испускала косой луч света куда-то в небо.
Вполне удовлетворенный, Ленц повернулся к нам.
— Ну вот! А теперь, Робби, достань-ка бутылки. Давайте отметим «Праздник цветущего дерева»!