Я поставил на стол коньяк, джин и два бокала.
— А ты? — спросил Готтфрид.
— Я пить не буду.
— Что?! Почему не будешь?
— Потому что пропала у меня охота продолжать это чертово пьянство!
Ленц пристально посмотрел на меня.
— Отто, наш ребеночек свихнулся, — сказал он Кестеру.
— Оставь его в покое. Не хочет — не надо, — ответил Кестер.
Ленц налил себе полный бокал.
— Вообще у этого мальчика с некоторых пор пошли завихрения.
— Это еще не самое худшее, — заявил я.
Над крышей фабрики напротив нас взошла большая красная луна. Некоторое время мы сидели молча.
— Скажи мне, Готтфрид, — заговорил я затем, — ведь ты специалист по части любовных дел, не так ли?
— Специалист? Нет, я классик любви, — скромно ответил Ленц.
— Хорошо. Я хотел бы знать, всегда ли влюбленный человек ведет себя по-идиотски?
— То есть как это по-идиотски?
— Ну, в общем так, как будто он полупьян. Болтает невесть что, несет всякую чепуху, да еще и врет.
Ленц расхохотался.
— Что ты, детка! Ведь любовь — это же сплошной обман. Чудесный обман со стороны матушки-природы. Взгляни на это сливовое дерево! И оно сейчас обманывает тебя: выглядит куда красивее, чем окажется потом. Было бы просто ужасно, если бы любовь имела хоть какое-то отношение к правде. Слава Богу, что растреклятые моралисты не властны над всем.
Я встал.
— Так, по-твоему, без некоторого жульничества это дело вообще невозможно?
— Да, детонька моя! Вообще невозможно!
— Но ведь тогда можно попасть в глупейшее положение.
Ленц усмехнулся.
— Запомни одну вещь, мальчик: никогда, никогда и еще раз никогда ты не окажешься смешным в глазах женщины, если сделаешь что-то ради нее. Пусть это даже будет самым дурацким фарсом. Делай все, что хочешь, — стой на голове, неси околесицу, хвастай, как павлин, пой под ее окном. Не делай лишь одного — не будь с ней рассудочным.
Я оживился:
— А ты что скажешь, Отто?
Кестер рассмеялся:
— Пожалуй, все это так и есть.
Он встал и поднял капот «Карла». Я достал бутылку рома, еще один бокал и поставил их на стол. Отто включил зажигание, нажал на кнопку стартера, и двигатель зачавкал — утробно и сдержанно. Ленц, положив ноги на подоконник, глядел в окно. Я подсел к нему.
— Тебе когда-нибудь случалось быть пьяным в обществе женщины?
— Часто случалось, — не пошевельнувшись ответил он.
— Ну и как?
Он искоса посмотрел на меня.
— Ты хочешь знать, как быть, если ты сделал что-то не так? Отвечаю, детка: никогда не проси прощения. Ничего не говори. Посылай цветы. Без писем. Только цветы. Они покрывают все. Даже могилы.
Я посмотрел на него. Он оставался неподвижным. В его блестящих глазах отражался белый свет автомобилей. Двигатель все еще работал. Он тихонько погромыхивал, точно под ним содрогалась земля.