— Ты просто чертовски привлекателен! — бросила на ходу Илона, входя в свою маленькую черно-белую кухню в воскресенье утром.
Петер и вправду выглядел великолепно — в костюме цвета морской волны его серые глаза отливали нежной голубизной.
За эти два дня Илона почти смирилась с мыслью, что любит Петера, и перестала бороться сама с собой — ведь она продолжала таять каждый раз, когда он дотрагивался до нее. А вчера вечером так и не смогла насладиться им сполна.
Что ж, жизнь идет своим чередом, и как бы не сложились дальше их отношения, она будет с благодарностью вспоминать время, которое они провели вместе. У нее хватит сил, чтобы вернуться к прежней жизни, когда пролетят эти пять месяцев.
Естественно, она никогда не откроет ему сокровенной тайны своего сердца, — это было бы глупо. Она прекрасно понимает, что произойдет сразу после такого признания. Мужчины, подобные Петеру, принимают женскую любовь как должное. Она и глазом не успеет моргнуть, как он превратится совсем в другого человека — самоуверенного, властного, даже жестокого. Исчезнут ласковые взгляды, нежные прикосновения, маленькие услуги, которые влюбленные мужчины оказывают своим избранницам. И что самое ужасное — она, Илона, превратится в его постельную принадлежность, некий инструмент для удовлетворения похоти, который всегда под рукой…
Нет, она не допустит этого, не позволит ему поглотить себя.
Чмокнув Петера в чисто выбритую щеку, Илона поставила чайник на плиту.
— Ты уже одет! — удивилась она. — Но ведь крестины назначены на одиннадцать.
— Уже десять, — заметил он.
— Правда? Но церковь всего в десяти минутах отсюда. И я уже приняла душ и сделала макияж. Через сорок минут я буду одета, и без четверти одиннадцать мы сможем выехать.
— А может, нам лучше отправиться чуть раньше, дорогая?
— Хорошо, я постараюсь управиться быстрее.
Петер страдальчески закрыл глаза.
— Хорошо еще, что мы летим не на самолете, — пробормотал он.
— Хватит ворчать, торопыга, — поддразнила Илона, наливая себе кофе, уже третью чашку с тех пор, как встала с постели. — Психиатры утверждают, что все ненормальные куда-то торопятся.
— По-твоему, я сумасшедший?
— Похоже, у нас обоих крыша поехала, — протянула она, томно потягиваясь.
Да, прошедшую ночь иначе и не назовешь, как безумной.
Илона и представить себе не могла, что она такая… выносливая. И только утром, открыв глаза, почувствовала цену этой выносливости. Каждая мышца, каждая клеточка измученного тела болели и ныли. Примерно так же она чувствовала себя, когда впервые слезла с седла лошади. Тогда ей только что исполнилось восемнадцать, и это была ее первая поездка верхом.