Он не торопился открывать дверь — знал, что не удержится от соблазна. Да и какой нормальный мужик смог бы отказаться от такого роскошного женского тела? Плохо только одно: им вновь придётся «осквернить» комнату, в которой когда-то останавливалась Наташа.
Милая, родная Синеглазка… Ему по-прежнему больно вспоминать всё, что с ней связано. Боль от утраты никуда не исчезла — она просто тихо сидит внутри. Совсем как бродячая собака, которая живёт за старыми гаражами. Её не видно, она всегда одна, а по ночам даже выходит на охоту. В особенно тоскливые дни слышен её протяжный, жалобный вой.
Стук повторился. Запахнув на животе белый махровый халат, Вадим подошёл к двери и повернул ручку.
— Машка, ты?
Он ожидал увидеть на пороге Лену. Но появление девочки удивило и немного разочаровало его.
Маша успела преобразиться. Вместо привычных шорт на ней был короткий льняной сарафан с кружевной вышивкой по подолу, на запястьях — тонкие серебристые браслеты. Слегка влажные волосы рассыпаны по плечам. Прислонившись к железным перилам крыльца, девушка теребила в руках дужку солнцезащитных очков и выжидательно смотрела на Вадима.
— Ты что-то хотела? — спросил он.
Маша с запозданием кивнула и быстро отвела взгляд.
— Да, есть разговор.
Вадим отступил назад.
— Заходи.
Она немного помедлила, затем перешагнула через порог и прикрыла за собой дверь. Её глаза внимательно пробежались по всему периметру комнаты, будто кого-то или что-то искали. Маша нервничала, хотя изо всех сил старалась скрыть своё волнение. Сибирячку выдавали слегка дрожащие пальцы, в которых она держала очки. Вадим предложил девушке занять кресло и достал для неё из холодильника баночку колы.
— Пить хочешь?
Маша молча приладила на голову очки на манер ободка, после чего взяла из его рук прохладную банку. Глаза по-прежнему избегали смотреть на Вадима.
Он уселся на край кровати и попытался поймать её взгляд.
— Маш, что случилось?
Девушка покачала головой.
— Ничего, — сказала она. — Просто мы тридцатого улетаем домой… Каких-то три дня осталось.
Понятно: возвращение в холодный заснеженный Новосибирск после жаркого солнышка кого угодно приведёт в уныние. Впрочем, отъезд Вадима также был не за горами. Он улыбнулся девичьему горю.
— Не беда, когда-нибудь снова сюда вернёшься.
Маша подняла голову.
— Да, но… тебя уже здесь не будет.
Искренность девушки вызывала у Вадима умиление. Он и сам почувствовал, насколько за эти дни успел привязаться к весёлому обществу отца и дочери. Без них пребывание в отеле станет пресным и унылым. Он ответил откровенностью на откровенность: