Голоса за стеной смолкли. Проводив соседей до двери, Василий повернул в замке ключ и вернулся на кухню. Не иначе запивает сейчас коньяком своё счастливое воскрешение. Нет, надо было всё-таки дать этому Отелло придушить его! Тогда на свете одним подлецом стало бы меньше.
Недовольный собой, Вадим закрыл глаза. Ему почти удалось задремать, как в дверь неожиданно тихо поскреблись. Он повернул голову на звук. Света уличного фонаря вполне хватило, чтобы разглядеть на пороге коренастую фигуру отчима.
— Вадим, ты спишь? — шёпотом позвал тот, вглядываясь в темноту.
Было дикое желание послать его куда подальше, но Вадим снова удивил сам себя — лёг на спину и отозвался:
— Что тебе нужно?
— Я это… спасибо пришёл сказать. — Шёпот Василия становился просто громогласным.
— Мне от твоего «спасибо» ни жарко, ни холодно.
Отчим потоптался на месте.
— Понимаю. Но если бы не ты… — Он шмыгнул носом, — Колян бы меня прибил. Он ведь совсем отмороженный. Три года на киче парился за драку с поножовщиной. А после зоны у него вообще кукушка слетела. На всех кидается, как больной. Дёрнул меня чёрт связаться с его бабой! Но хороша, зараза… А что в постели вытворяет!
Вадима совершенно не интересовали подробности интимной жизни отчима.
— Ты всё сказал?
— Да… то есть нет, — спохватился Василий и робким шагом приблизился к дивану. — Прощения хочу у тебя попросить. Не прогонишь?
Откровение отчима едва не повергло в шок. О боги, вы это слышали?! Но, видимо, здорово припёрло человека, если тот захотел покаяться в своих грехах.
Не говоря ни слова, Вадим положил под голову сцепленные пальцы рук и приготовился к исповеди.
Отчим осторожно подсел на край дивана.
— А ты правильно меня подозревал: это ведь я украл деньги. Не хотел, чтобы ты возвращался домой. Ох, как не хотел! Но я даже представить себе не мог, к чему приведёт моя глупость! Я ведь любил твою мать. Она была прекрасная женщина — душевная, мягкая… Господи, как же я виноват перед ней! Прости меня, Вадим. — Он довольно искренне всхлипнул и вскинул голову вверх. — И ты прости, Галчоночек мой ненаглядный, голубушка моя ласковая!
Вадим плотно сомкнул веки. Напоминание о матери тоскливо всколыхнуло грудь.
— Слышь, Вадим, — с хрипотцой в голосе заговорил отчим, и почти сразу же где-то в темноте плеснулась о стекло жидкость. — Может, посидим с тобой как нормальные мужики? Поговорим за жизнь, выпьем?
В его руке смутно угадывались очертания бутылки из-под «Хеннесси».
От возмущения Вадим даже привстал на локте.
— Поговорим? Выпьем?! — негодование било из него, точно прорвавшийся наружу гейзер. — Да мне с тобой не то что пить — воздухом одним дышать тошно! Неужели ты этого ещё не понял?