— Я? — Валера отпихнул её на середину комнаты, ударил себя кулаком в грудь и визгливо повторил: — Я?! Да ты сама их все истратила на свои тряпки и побрякушки! Вам, бабам, сколько ни дай — всё мало будет!
— Не ори на меня! — Настя не сдержалась и тоже перешла на крик. — С кем пил, с того и спрашивай свои деньги!
Валера засунул руки в карманы засаленных брюк.
— Короче, слушай сюда, моя разлюбезная. — Его голос стал подозрительно спокойным. — Мне нужны деньги. Если ты не дашь, я вынесу отсюда всё твоё барахло, так и знай.
Насте очень не понравился тон его заявления, но отступать было уже некуда, да и не отстанет он, пока своего не добьётся. Спорить с пьяным — всё равно, что укрываться от дождя дырявым зонтиком. Абсолютно бесполезная затея.
— Выноси, всё выноси! У меня и так ничего не осталось. Денег, впрочем, тоже.
— Нет, говоришь, ничего? — Он в два прыжка оказался возле Насти и крепко схватил её за руку. — А это что, хрен собачий?
Не успела она опомниться, как Валера принялся сдирать с её пальца обручальное кольцо.
— Пусти, урод! — изо всех сил сопротивлялась Настя.
Но одуревший от алкогольных паров муж особенно не церемонился — швырнул её на диван и, навалившись сверху всей массой своего зловонного тела, сумел-таки завладеть колечком, а заодно прихватил с руки и часы, которые сам когда-то подарил ей на годовщину свадьбы.
Настя изловчилась и сильно пнула обидчика ногой в живот. В ответ он, не раздумывая, отвесил ей пару звонких затрещин. На этом неравный поединок закончился. Довольный супруг разглядывал добытые в бою трофеи и улыбался. Потеряв к Насте всякий интерес, он поднялся с дивана.
— Ладно, Настюха, я того… пошёл, — как ни в чём не бывало заявил он и быстренько заторопился к двери, на ходу пряча добычу в задний карман брюк.
После его ухода Настя ещё долго лежала на боку, поджав к животу колени. Она была опустошена и морально, и физически. Её щека от сильного удара, кажется, чуть припухла и продолжала пылать огнём. Это было в первый раз, когда он поднял на неё руку.
Что же сделала эта проклятая водка с её прежде добрым, ласковым и до трогательности наивным Валерой? В какого невиданного и дикого зверя она его превратила? Может, это Настя во всём виновата, потому что была для него плохой, нерадивой женой? Не сумела вовремя оградить от страшной надвигающейся беды?
Впрочем, какая теперь разница? Необратимый процесс давно уже начался, и Настя не в силах была что-либо изменить. Да и не хотела.
Тоска и обида завладели всем её существом. Ей бы немного всплакнуть, растопить своё горе слезами, но глаза по-прежнему оставались сухими и равнодушно смотрели в одну точку, а точнее — на раскрытый настежь холодильник. Что же теперь делать?