Неожиданно в прихожей раздался настойчивый, можно даже сказать, требовательный звонок.
Настя тут же умолкла на полуслове и вскинула голову. Кого это, интересно, нелёгкая принесла?
Валера обычно открывал дверь своим ключом. Разумеется, кроме тех случаев, когда находился в приличном подпитии и давил на кнопку звонка, точно военный лётчик на гашетку пулемёта. Иногда в ход шли ноги — и тогда изрядно напуганный шумом и грохотом Макс в страхе прятал своё жирное тело под низеньким кухонным столом. Даже глуховатая Вера Николаевна выскакивала с руганью в коридор, забывая про свою природную интеллигентность. К счастью, таких выходок они не слышали вот уже почти три месяца — с тех самых пор, как Валера перестал выпивать. Но кто же тогда ещё может прилагать к звонку максимум усердия?
К Вере Николаевне редко кто приходит. Например, её сын, прежде чем навестить матушку, всегда предупреждает о своём визите по телефону. Вежливый, паразит! Только визитов этих за последние полгода меньше, чем пальцев на руках. Вот тебе и единственный сынок! Растишь их, растишь, а под старость, выходит, никому не нужна.
Настя вытерла руки о фартук и направилась в прихожую. Звонок продолжал заливаться соловьиной трелью. Господи, да кто же это там такой нетерпеливый?! На Светлану тоже вроде бы не похоже. Та звонит три раза подряд и всегда коротко. Может, опять побирушки по квартирам шастают? Нет, в подъезде определённо пора устанавливать железную дверь с домофоном!
Теряясь в самых смелых догадках, Настя щёлкнула замком и обомлела. На пороге, едва удерживая повисшего на плечах Валеру, стоял Герасимов собственной персоной. Куртка на нём была распахнута, лицо от натуги покраснело, как у закоренелого гипертоника, а волосы на лбу взмокли от пота, несмотря на девятиградусный мороз.
— Фу-у… еле допёр, — пьяно выдохнул он, сгружая перед дверью бесчувственное тело приятеля. — Тяжёлый, зараза!
Муж издал при этом какой-то нечленораздельный звук и попытался вползти в прихожую. От обоих собутыльников разило так, что обалдевшая Настя на миг зажмурилась и едва успела сдержать подступивший к горлу рвотный позыв.
Герасимов приложил два пальца к виску, точно к козырьку фуражки, и коротким жестом отсалютовал Насте. Затем, прилично пошатываясь, убрался восвояси.
Но Настя даже не повернула головы в его сторону. Прижавшись спиной к холодной стене, она стояла и невидящим взором смотрела на своего благоверного, который, как слепой беспомощный котёнок, тыкался лбом в дверной косяк. За какую-то долю секунды в её душе произошёл разительный переворот. Она вдруг отчётливо поняла: надеяться больше не на что. Миф о счастливой супружеской жизни развеялся без следа. «Вот и всё… вот и всё…» — тупо пульсировала в голове единственная мысль. Где-то внутри образовалась пустота. Ей на мгновение показалось, что из груди, как из распахнутого настежь окна, торопливым, обиженным мотыльком выпорхнула любовь. Вот и всё.