«Матка рыжа, батька рыжий,
Сам я рыжий, рыжу взял,
Вся семейка стала рыжа,
Рыжий поп нас повенчал!» — и пустился приседать и вставать, но тут же крякнул, схватился за спину, и фольклористы бросились ему на выручку: удержали деда от падения, довели до кровати.
— Ничё-ничё! — кряхтел неугомонный старик. — Врагу не сдается наш гордый «Варяг»… Так, сержант Сланцев, до кровати сопроводить, деда уложить.
Он зевнул, перекрестил рот, а потом закрыл глаза и захрапел богатырским посвистом на всю избу.
— Однако, — покачал головой Мишка. — Неожиданный поворот сюжета. Чего делать-то будем?
— Одеяло доставай. Дверь закроем, ворота — на щеколду, а сами — в школу. Завтра его проведаешь еще разок, — распорядился Стариков.
— Ну как дед? Мировой? — спрашивал на обратном пути Сланцев.
— Угу, — кивал Стариков. — Спасибо тебе, Мишка. Воскресил ты меня из мертвых, точнее Юрий Евгеньич твой. У меня ведь тоже дед в Самарской области был, по матери. Очень похож на него, умер лет семь назад. Такой дед душевный — Ефимыч. До сих пор по нему тоскую.
— Но-но, — авторитетно заметил Сланцев. — Тосковать — оно не гоже, сам знаешь: покойники начинают шастать, если занимаешься подобным непотребством.
Когда они уже подходили к школе, поэт спросил:
— А тебе Юрка ничего не говорил про завтрашние планы?
— Юрка? — переспросил Леша скучным голосом. — Нет. А что?
— Ужинать, ужинать и еще раз ужинать — не помню, кто изрек сей афоризм, — ловко увильнул от вопроса хитрый автор «Домового» и оды про Хаббловский телескоп.
Глава 5. Свиданье через форточку. С гитарой
На ужин снова были макароны с тушенкой, и Котерев традиционно попросил добавки у Ташки и получил надменный отказ.
— Тю-у-у! — протянул мировой чел, недоедавший должное количество калорий. — Эдак мы, мужики, дорогая Ташенька, скоро ноги протянем.
— Ничего подобного, Юрочка, говори только за себя! Мужики вон едят — только за ушами трещит. И хорошие отзывы в столовую тетрадку пишут, а ты даже не удосужился туда заглянуть, — возразила Белорукова и выпрямила спину.
— Как это так? — обиделся не на шутку рыжий. — И у меня за ушами трещит, просто я хочу, чтобы трещало еще громче. А в тетрадке вашей я даже две помидоры нарисовал.
— И что — к чему эти помидоры? Что за символ? — Таша надула губы и стала похожа на советскую куклу.
— Символ чистоты, примирения и поклонения кулинарному искусству здешнего женского населения, — ответил Юрка, сам удивившись своему напыщенному слогу — в духе Библии короля Якова.
Остальная экспедиция с удовольствием вслушивалась в препирательства с завхозом; некоторые обменивались впечатлениями о прошедшем дне.