Лешка кивал, махал руками и, держась за штатив, бежал к школе.
***
Никогда еще он не видел такого хмурого, невыспавшегося и раздраженного лица у Шахова. ИП молчал, говорил слова-приказания отрывисто и как-то по-армейски.
— Кто, кроме дежурных, остается в школе? Дежурные — в два часа обед, все собираемся в два. Толя, с тобой твоя бригада вся идёт?
— В полном составе, как обычно! — отзывается бас Тонкова.
Вся экспедиция знала, что Паша Трошин уже упаковался и собирается уехать на ближайшем автобусе. Старички в своих утренних диалогах умело обходили эту тему. Узнав, что запыхавшийся Лешка тоже хочет присоединиться к Аркаевской вылазке, Шахов лишь кивнул головой и пошел проверять диктофоны-микрофоны.
— Да и я, пожалуй, с вами пойду! — вызвался Сланцев. — У меня все намеченные бабушки-дедушки заняты с утра — кто на поминки ушкандыбал, а к кому-то гости из города приехали. Одно расстройство для самогонологии.
До Аркаева было так близко, между селами располагались такие задушевные сельские красоты — поля, рощи, родники — что никто не захотел воспользоваться двумя машинами, стоявшими наготове у школы. На одной — белом «УАЗе-патриоте» — возил свою поющую бригаду бородатый Тонков, на другой — «семерке» — приехал Юрка Котерев.
Кстати, рыжий по неведомым причинам решил остаться в школе вместе с дежурными. У Лешки эта идея не вызвала никаких подозрений — как потом выяснилось, зря.
Их шествие растянулось на добрые полкилометра. Возглавлял фольклористов ИП («Пять Шаховых в час»), за ним, как всегда нераздельной массой, бойко плыл на разноцветных кроссовках, шлепанцах и даже туфлях «Городец» в полном составе. Стариков и Сланцев плелись сзади.
Лешка глядел через объектив камеры на поля, заросшие где зерновыми, где сорняками, на высокие, клочковатые облака, на почти высохшую речку (говорят, по весне она широко разливается). Когда они набирали воду в местном роднике, до них донеслось басовитое Тонковское: «Ой да ты, кали-инушка!». Дамы из «Городца» тут же подхватили: «Размали-инушка… Ой да ты не сто-ой, не сто-ой, на горе круто-ой».
— Эх, Мишка, лепота-то какая! А? Сниму-ка я еще пару минут на видео.
— Да, красиво, — согласился поэт и завернул пробку на пластиковой полуторалитровке. — Только видео зря снимаешь: не передаст твоя камера ни звука песни, ни красоты момента.
— А знаешь что, Мишка… Вот если я когда-нибудь возьмусь да и напишу какую-нибудь вещь — большую, художественную…
— Не напишешь, — категорически перебил его Сланцев и пошел за удаляющимися голосами поющего ансамбля.
— Это почему? — догнал его Лешка.