Напоминание о студентке Любе не повысило настроение у Старикова, но сам текст был отличный.
Первую партию — всю сплошь состоящую из «Городецких» дам — сопроводил до школы Толька Тонков. Он объявил, что любит мыться в очень горячей бане — «так, чтобы зубы ломило». И поскольку после второй партии девушек ему сие удовольствие не грозило, солист и основатель «Городца» объявил, что не вернется и останется в школе.
— Ну и хрен с ним: нам места больше будет! — обижался Юрка, который ревниво охранял саму идею бани и считал, что раз он причастен к ее организации, то все должны ценить это из последних духовно-душевных сил.
Со второй партией вызвались идти Стариков и Мишка, а рыжий обещал к их приходу «устроить самый лучший пар в мире». Когда вымытые и румяные девчонки высыпали на улицу, Лешка с поэтом вышли за ними вслед. Они не успели отойти от Фадеевской избы и пяти метров, как сзади раздался громкий и наглый голос:
— Эй, мужики, закурить не найдется? — от забора отделились четыре рослых тени, и в прямоугольниках неясного оконного света (уличных фонарей в селе почти не водилось) Стариков увидел физиономии незнакомых парней. Намерения поджидавшего квартета были яснее ясного:
— Куда столько баб на двух петушков, а? Разговор, бл.., есть.
Один из подошедших — самый мелкий из квартета, с черными усиками и руками в карманах, посмотрел в упор на Лешку и продолжил:
— Тебе, очкан, кажись, ясно сказали, чтоб ты на Озерной не появлялся? Ты чё: не понял, да?
Девчонки, не сразу сообразившие, в чем дело, прошли еще метров 30, а затем обернулись в сторону кровавой разборки.
«Ведьмины штучки продолжаются!» — успел подумать Лешка до того, как мир вздрогнул и размылся: черные усики влепил ему унизительнейшую пощечину, от которой слетели очки («Уж лучше б в глаз дал, честно слово!»). Через мгновение послышался пронзительный визг Дожжиной, а картавый, почти лающий голос Таньки Родины возопил: «Оставьте наших мальчиков в покое, сволочи!».
— Защищают, — осклабился второй из квартета, почему-то напомнивший Старикову популярного певца Валерия Леонтьева. — Таких лохов бабы и должны защищать.
— Да что вам собственно нужно? — спросил Мишка таким жалким тоном, что, наверное, и сам понял, как же сильно стиль его вопроса не подходит обстановке.
— А это что еще за клоп? — загоготал черноусый. — Витьк, ну-ка отнеси его за забор, чтоб не вонял.
Самый крупный и, судя по лицу, совсем не самый умный из квартета двинулся в сторону поэта.
— Эй-ей, ребятишки! Вы чего тут на говно исходите? — спросил откуда-то сбоку до боли знакомый Лешке голос. Голос добавил еще несколько очень непечатных слов, и в квадратики оконного света выступил Петька Будов — собственной персоной. Прошло несколько томительных секунд. Стариков, подслеповато щурясь (очки валялись где-то в траве, и он всё боялся на них наступить), ожидал какого угодно развития захватывающих событий, но дальнейший сюжет не смог предсказать даже он.