В аудитории пахло пылью, старыми прялками, выцветшими чернилами и еще чем-то таким, что у Старикова всегда ассоциировалось с Шаховым, его учителем. И с фольклором, конечно. Когда Лешка впервые попал в 417-ю, первое, что он заметил, — черно-белую фотографию мужика-горшечника. Его поразили руки сфотографированного — какие-то изрезанные и искромсанные, словно поверхность Марса.
— Это мастер из Сухого Карсуна. Мы туда в 1970-х годах ездили — великолепная была экспедиция, — говорил Шахов, подпирая бороду кулаком правой руки.
417-я была сакральным местом — пространством чаепитий, народных песен и игр, репетиций масленичных представлений и — рассказов, рассказов, рассказов. Сам Лешка именно через 417-ю попал в фольклористику. Точнее, даже не через 417-ю, а через заднюю часть лошади. Была такая масленичная сценка: барину пытались продать клячу, играть которую обычно соглашались студенты-первокурсники.
— Я как раз был тогда задницей, а ты — передницей лошади. Помнишь? — пытался развеселить друга Стариков.
— Врешь — не возьмешь, — бурчал из-под бинтов голос Будова. — Никогда я не играл клячу. Я всегда балаганным дедом да барином подвизался. Ты помнишь, какая у меня бородень-то была? Чуть ли не до пуза! И это на втором курсе!
— Тут Мишка Сланцев отыскался, представляешь! — перебил его Стариков. — Из Москвы нагрянул, и сразу — в 417-ю, конечно. А там сейчас ремонт — шаром покати. Знаешь, о чем спросил? Дождался, пока я лекцию закончу, и выскочил, как черт из табакерки. «Когда, мол, в этом году экспедиция? У меня сногсшибательная тема — сам Шахов закачается!»
— Шахов-то как? Всё с бородой? — спросил Петька и поднял руку, чтобы почесать обмороженную и прооперированную щеку, но наткнулся, понятно, на бинты.
— С бородой. Только уже поседевший. Но все так же бегает — со скоростью пять Шаховых в час. Помнишь? — Лешка расхохотался.
— Угу… Ты Наташку когда видел-слышал в последний раз?
— Ну, на похоронах, наверно, — Лешка посерьезнел. — А что? Мириться хочешь?
— Лешка!.. Не касайся этого, прошу. А то опять поссоримся!
— Да ладно-ладно. Слушай, у меня к тебе есть предложение на миллион. Отказаться просто не имеешь права, так как я с Шаховым уже договорился. Старик не против. Поехали с нами в экспедицию, а? Осталось всего ничего — два месяца с хвостиком.
Будов встал со скамейки, установленной в больничном коридоре, и махнул на него рукой.
— Бредишь ты, Леш. Я студентом-то был — никогда не ездил. Мне хватало 417-й: чаек, девчонки красивые да песни под гитару. Ну, правда, на Масленицу в село съездил пару раз. Какая, к черту, экспедиция?