— Ты Альку-то чем так достала? Берегись ее — она на тебя злая! — шепчет мне, а сам оглядывается: вот до чего боялись ее.
Я киваю. А он опять: мол, разговор ее слышал, по сотовому с кем-то болтала:
— Хотят они тебе дверь подпалить, Марин. В квартире твоей. Вот ей-богу не вру!
Я домой-то иду, а самой не верится прям: ну как так? За что такое мне? Ведь злого-то я ей ничего не сделала, не желала даже. Ну, помешалась она на своем мужике, я-то тут причем? И как-то такое зло меня взяло, ребятишки, вот такой гнев, я прям не знаю! То ли рука еще не зажила, то ли настроение подошло, но охрани нас всех, Господи, от этакого настроения… Иду я домой, в подъезд поднимаюсь — и сама: цок-цок, цок-цок — каблуки вбиваю в бетонные ступеньки. Совсем как Алька, ага.
Пришла, открыла книжки-тетрадки свои, за многие годы накопленные, достала там всё — и землица у меня припасена была, и свечка специальная. Сделала я ей, ох, прости Господи, такое я ей сделала, Лешенька, что и представить страшно!
Рядова схватилась за грудь, побледнела и замолчала. Потом отпила из кружки несколько глотков и провела ладонью по лицу.
— Вот сейчас страдаю из-за этого самого: зло-то — оно всегда возвращается. Если ты привел в мир злое, просто так не уйдет оно. Ему надо забрать побольше с собой — всех, кого можно и кого нельзя.
Тетя Марина отвернулась в сторону окна, прикрытого сероватой занавеской, и стала всматриваться в вечернюю темноту за окном.
— И как оно… дальше-то? — неожиданно подал голос Будов. Он редко встревал в разговор с информантами — по крайней мере, при работе в паре с Лешкой. («А больше-то он, кажется, ни с кем пока еще и не ходил в экспедиции…»).
— Дальше-то? — эхом отозвалась тетя Марина. — На другой же день слегла она, ребятишки, Алька-то. К двери моей в квартире никто не прикоснулся. Вот не вру ни единого слова, Господь свидетель. А я сама-то уволилась через две недели — там по закону надо было отработать. Я две недели маялась, ходила в магазин, нам на замену прислали продавщицу из другого филиала, я ее не запомнила.
Алька слегла, и я даже не пыталась узнать, как да что с ней. Продала квартиру, по объявлению нашла вот этот дом — и вот живу тут уж почти десять лет. Век коротаю. Так-то, ребятишки…
Она встала, чтобы еще раз поставить чайник. Открыла холодильник, поставила на стол колбасы, холодца, варенья.
— Уж поздно, теть Марин! — тихо сказал Лешка. — Нам пора.
— Сидите. Успеете в вашу школу, — ответила Рядова и собрала волосы сзади заколкой. — Вы ведь ко мне больше не придете — я это точно знаю: у меня ощущение есть такое… Что, Леш, как оно — другую сторону-то мою узнать?