— А почему меня? — спросил Ибрагим.
— Всех будем проверять. А начнем с тебя.
— Почему с меня? Я вроде самый дальний.
— Вот мы и начнем с . А потом будем подгребать, подгребать поближе… — уже убегая, объяснил зоотехник.
«Подгребать вы умеете… — со вздохом подумал Ибрагим, и тут его осенило. — Это — Басака! Это его дела. Натравил. Все тут его дружки. Пьют да гуляют. Вот он и подсказал им. Проверка что будет за проверкой?»
Молоком Ибрагим не занимался. Доили коров для себя. Но все равно проверят и, конечно, найдут сто болезней. Басакины друзья все умеют. И потом начнется станице прошлой зимой уничтожали свиней. Поголовно резали, увозили, вроде где-то сжигали. Кто копейки. Вот и у него что-нибудь найдут. И начнетсято все — Басака. Не зря он грозил.
От настроения доброго не осталось следа. Что-то внутри заныло. Шаги стали отдаваться болью. Ибрагим побрел дальше, пришаркивая по-стариковски. Добрался до земельного комитета. А здесь его .
Начиналось будто хорошо: хозяин кабинета был на месте, сесть пригласил и, поняв Ибрагима на первых еще словах, горячо одобрил его:
— Правильно. Брать надо землю. Оформлять по закону.
Начало было хорошим, но когда на карту стали глядеть, то поскучнел начальник. Человек он был неплохой, еще не старый, про Ибрагима . Но по карте выходило не больно :
— Вот ваша точка — Кисляки, ваш дом и хозяйство, — показывал он. — У вас все приватизировано, значит, земля под жилыми строениями, шесть соток — это неоспоримо ваше. Теперь о выпасах. Вы хотите по речке с правой стороны. Понятно… — это Басакин берет. И Бейтаров Вахид подал заявление. А здесь, по , здесь тоже Басакин, Иван. Триста гектаров давно оформлено. И еще на семьсот есть разрешение. До Сухой Голубой и вправо до граней. И еще немного, гектар двести, вот этот участок, Большие рыны. Здесь тоже Басакин. А дальше — Мела, это давно земля оформлена был еще, помните, бахчевод, Галунян. Он куда-то уехал, но земля числится за ним, триста гектаров.
Ибрагим слушал, смотрел на карту, не очень хорошо видел рисованное, зато ясно представлял ту землю, о которой шла речь, потому что прожил на ней полжизни, целых тридцать лет. Все исхоженное и изъезженное, все — свое.
— Мне Мелы не , мне дайте мое, — в сердцах сказал он. — Мое — это где моя скотина пасется, где я живу. — Он присмотрелся и указал пальцем на карте . — Вот этосе, что рядом.
Начальник поскучнел, поцокал языком, пошел к столу, Ибрагима туда же позвал, приглашая: