— Садитесь, садитесь…
— Еще одна загвоздка тут есть. Земля, про которую говорите, — начал он объяснять. — Там же полигон рядом, правильно?
— Рядом. Но я не полигон хочу.
— На землю, что рядом с полигоном, мы на нее заявки пока не принимаем. Такое поступило указание из области. Вроде расширять хотят полигон. Или еще что. Но… что-то с министерством обороны. Приказано подождать с этой землей, пока все выяснится. Чтобы потом не было всяких судов и прочего. В общем, сказано подождать. О чем я вам и вынужден сообщить. Давайте подождем, пока все выяснится.
У старого Ибрагима не было сил, чтобы возмутиться, закричать, подступила лишь горечь:
— Басака живет, ему есть земля, тысяча гектаров. Другой Басака — тоже тысяча, Вахиду есть земля, и армяну, — тихо проговорил он. — А Ибрагиму нет земли. Ни детям его, ни внукам. Пускай едут в Грозный. Правильно понимаю?
Ответ был спокойный, даже сочувственный:
— Неправильно понимаете. Земля есть. Немало ее. Но именно там, где вы просите, на Кисляках, возле вашего дома, пока нет ясности. Давайте немного подождем.
На том разговор и кончился. Ибрагим вышел из кабинета, собрался было на второй этаж подняться, но потом раздумал: неможилось ему, хотелось на волю.
Он вышел на улицу, поискал глазами скамейку и, поблизости не найдя ее, уселся тут же, на невысокий парапет, ограждавший деревья и невеликие цветочные клумбы.
Место, где он устроился, было не очень удачным: рядом проезжали машины и останавливались порой, людей было много. Все же — районная администрация, и рядом — магазин, почта, что-то еще.
Но машины и люди Ибрагиму не мешали; он не замечал их, мысленно продолжая разговор кабинетный, вернее, заканчивая его: «Немного подождем? Это вам можно ждать. А мне уже некогда ждать. Все». И это были не пустые слова. Жизнь старого Ибрагима должна была вот-вот оборваться. Смерти он уже не боялся. Но думал о близких: сыновья, внуки чем он оставит их?
У Асланбека — удаль и смелость. Что проку от нее? Мотался туда да сюда, оставляя дом. Вовсе уходил из семьи, жил с русской . Выпивал. С трудом, но остепенили его, приглашая на совет и помощь людей близких. Остепенили. А что теперь?
Давным-давно Ибрагим в Чечне, на родине, институт закончил, работал инженером, а потом приехал сюда. Так делали многие земляки: пять-десять лет скотиной занимайся и уезжай с деньгами. Будет дом в Грозном и машина «Волга». Но получилось по-другому. Здешняя земля — просторная, мирная — стала своей. Дети здесь выросли, внуки, и вот уже правнуки есть. Привыкли, прижились. Русские с хуторов уходили и уходили, оставляя землю, и она уже стала для Ибрагима своей. И почему он должен теперь оставить ее? Почему его сыновья должны уходить с места обжитого? И куда?