Тарази вскочил и, не дождавшись аудиенции, выбежал прочь из зала мимо изумленных сановников, которые и раньше с подозрением поглядывали на него, и, пока шел из дворца к дому сестры, чувствовал такой подъем духа, такое вдохновение. И оно должно было спасти его от унижения, чувства ущербности. Вот почему то, что он стал сочинять, едва заперся в комнате, несет в себе налет меланхолии, смешанный со спасительной иронией, - это особенно стилистически точно передает персидский язык, на котором и был написан очередной бурлеск "На приеме у господа".
Все мы как бы просители в коридоре господа. С надеждой поглядываем на дверь и думаем, не продешевим ли, когда войдем гуда с ходатайством. Действительно, занял ты очередь, чтобы просить, скажем, маленький дом с палисадником, а когда проберешься наконец к столоначальнику, то тот, выслушав твою просьбу и просмотрев список оставшегося не раздаренного еще добра, скажет: мол, все дома уже заняты на земле, но, чтобы не обидеть тебя, предложит взамен лекарство от облысения.
Тут ты, естественно, замешкаешься, чтобы обдумать, что выгоднее на сегодняшний день по базарным ценам - дом или это средство для волос, а так как господь не любит тратить на прием одного посетителя больше, чем положено, времени, го, будучи отцом строгим и дерзким, тут же выставит тебя за дверь, сконфуженного, да так ловко, что даже не прищемит в проеме своей патриаршей бороды.
Я тоже в этом коридоре, но всегда только делаю вид, что стою в очереди. На самом же деле слоняюсь взад-вперед, то прилягу незаметно отдохнуть под лавкой, то спрячусь в темноте в нише стены, чтобы побыть в одиночестве, то, видя, что кто-то из просителей упал в беспамятстве от духоты, исчезаю, бормоча, что бегу в аптеку, - и все потому, что у меня нет никакой просьбы к господу.
Все другие перешептываются, сообща обдумывая какие-то дерзкие планы, говорят вкрадчиво и доверительно, поддерживая друг друга за локти или поправляя друг другу эполеты или мишуру мундиров, тут уже носятся этакие маклеры - энергичные иудеи с бакенбардами, предлагая за умеренную плату сочинить краткий, но очень убедительный вариант просительной бумаги, все в суете, надеясь, что господь на дряхлости лет так наивен, что его легко можно обвести вокруг пальца.
И только я один как бы вне игры, притворяюсь, что-то шепчу заговорщическое, прижавшись щекой к чьей-нибудь теплой щеке, а потом, утомившись и так ничего и не узнав полезного, снова незаметно отхожу в сторону, - но едва тот, кто ведет список просителей, начинает свою очередную перекличку, я снова тут как тут со всеми.