Пока звучали церковные колокола и княгиня, стоя у окна, творила свои молитвы, сын ее, двадцатисемилетний князь Святослав Игоревич, у окна противоположного разглядывал таинственные письмена на красиво изогнутом клинке кинжала из дамасской стали, с рукоятью из слоновой кости, отделанной серебром, украшенной жемчугом и сапфирами. При каждом движении князя Киевского на руках его и груди вспухали под тонкой рубахой литые мышцы, приобретенные долгими тренировками с тяжелым мечом, булавой и щитом, черные кустистые брови над светло-синими, как у матери, глазами, хмурились, слегка вздернутый нос по-детски морщился, вислые черные усы шевелились, в мочке прижатого к бритой голове уха посверкивала серебряная серьга. На князе тоже белая с синей оторочкой рубаха, подпоясанная широким кожаным поясом.
По правую руку от княгини восседали на лавке самые близкие к князю и княгине люди. Первым — воевода Свенельд. Ему под шестьдесят, но он крепок телом и могуч; его лицо, испещренное морщинами и иссеченное шрамами, точно вырублено топором из мореного дуба; седые длинные волосы перехвачены ремешком с вытесненными на нем магическими знаками, призванными уберечь от меча и злых духов, в ухе серебряное кольцо.
Рядом с воеводой сидит кормилец и воспитатель Святослава, другой старый воин-норманн, Асмуд, лицом, телом и одеждой схожий со Свенельдом, разве что на шее ожерелье из клыков вепря, медведя и волка, да в кольцо в ухе тоже нанизаны клыки, числом три, размером помене.
Оба норманна сидят прямо, точно проглотили посох странника, в их неподвижных взорах нельзя прочесть ничего, кроме смиренного ожидания. Они служат уже третьему князю, обрусели, оба сумели вернуться из того давнего злополучного похода 941 года, когда уцелевшие ладьи князя и кагана Киевского Олега Второго вынуждены были по воле каганбека Хазарского следовать в море Хазарское же, чтобы совершить набег на исмаилитские города, что расположены южнее Дербентского прохода. А потом на них, отягощенных богатой добычей, напали хорезмийцы, наемники каганбека Хазарского Иосифа. В той сече пали князь Олег и большинство его дружины, и лишь малая часть ее вырвалась и ушла в степи, ведомая опытным воеводой Свенельдом, унося с собой тело своего повелителя.
Третьим по правую руку от княгини сидит воевода Претич, славянин по имени Василий, то есть крещеный, как и княгиня Ольга. И родители его христиане, и деды, и прадеды — уже, почитай, сто лет. Претич молод, ему едва перевалило за двадцать пять, черты лица его мягки, как мягки его русые волосы, постриженные в кружок, в светлых глазах лучится плохо скрываемое нетерпение, белая рубаха бугрится могучими мышцами. Несмотря на молодость, он уже опытный ратоборец и воевода, ходил на свеев, сражался с ливами и ляхами. Князь ценит Претича, но держит на вторых ролях — и все из-за веры, хотя они и росли вместе, и в Невогороде сидели вместе, спасаясь от жестокой власти Хазарского царя-каганбека.