— Не хочет нового? Бунтует?
— Нет, у нас насчет бунтов строго.
— Казните?
— Казним.
— И царь об этом знает?
— Зачем царю знать?
— Ну, да ведь всех не переказнишь?
— Нет, всех нельзя.
— А ведь плохо царю без народа, одному против всех! — вздохнул Идомин сокрушенно. — Ты как думаешь, сын мой, кто сильнее, один или все?
— Все, — ответил Тута с убеждением и вдруг спохватился: — «Что он меня допрашивает?»
— Жаль брата моего возлюбленного! — вздохнул Идомин еще сокрушеннее. — Спасти его нельзя. Погибнет сам и других погубит. Глупы люди и злы: жить в мире не могут, должны воевать. Война им лучше мира. Ты как думаешь, сын мой, всегда будет война?
— Всегда, — опять не удержался Тута, ответил искренне.
— А если так, не устоять Атону против Амона, — продолжал Идомин. — Велик Ахенатон пророк, из рожденных женами не было большего. Но малые пожрут великого, все — одного. «Люди едят плоть мою», знаешь, о ком это сказано?
— О Сокровенном, чье имя несказанно, — повторил Тута опять, как школьник скучный урок: помнил, что это сказано в Книге Мертвых, об Озирисе, боге растерзанном.
— Да, о Нем. Великая Жертва, от начала мира закланная — Он, Радость Солнца, Сын Солнца Единственный — Ахенатон Уаэнра! — воскликнул Идомин, и глаза его вдруг вспыхнули таким исступленным, почти безумным огнем, что Туте сделалось страшно.
Слава Отцу Несказанному!
Слава Сыну Закланному!
Слава Тебе, Великая Мать! —
произнес царь уже по-критски, подняв руки к небу молитвенно.
И вдруг опять наклонившись, шепнул Туте на ухо:
— Хочешь быть царем?
Тута вздрогнул, отшатнулся.
— Мне царем не быть.
— Почему?
— Есть другой наследник, Заакера, супруг старшей дочери царя.
— Сегодня он, а завтра ты.
Колючие глазки вонзились в него, как раскаленные иголочки.
— А если будешь царем, не скажешь: «Мир лучше войны»? — спросил Идомин.
— Что говорить о том, чего не будет, — вздохнул Тута, и глаза у него вдруг загорелись, кулаки сжались. — Будь я царем, проучил бы я всю эту сволочь как следует!
— Какую сволочь?
— Хабири нечистых, Хетеян разбойников!
— Не они страшны.
— А кто?
— Люди Севера, Железные. Слышал о них?
— Слышал: Данауны, Дардануйи, Илиуны, Пулазати, Ахаваши, — назвал Тута имена полудиких, для Египта еще баснословно далеких племен: Данаев, Дарданцев, Илионян, Пелазгов, Ахеян.
— И о брате о моем, Сарпедомине, слышал?
— Слышал. Он к ним бежал, к Железным?
— К ним. Хочет их вести на меня, за мать отомстить. Но видит Великая Матерь, чист я от крови матерней! Не я ее убил, а он. И моей души ищет, злодей, братоубийца. Будь он проклят, проклят, проклят! — шептал Идомин, с ужасом выставив руки вперед и оглядываясь на дверь, как будто за нею был брат.