Поток верующих медленно течет из врат храма, разливаясь и незаметно пропадая в разных направлениях. Давно уже скрылся последний молельщик, и я уж начинаю побаиваться, не ускользнул ли Здейса через монастырские врата, но тут органист появляется на пороге вместе с церковным сторожем. Они разговаривают шепотом, понимающе и доверительно ухмыляясь друг другу. Что может быть общего у этого, по всей видимости, хитрого кощея и пройдохи с лучшим пражским органистом? Наверное, хлещут вместе где-нибудь на опустевших хорах. У людей ведь есть потребность в дружбе — разве я сам не достаточно испытал это на собственной шкуре? А сотоварищи по искусству, к клану которых Здейса принадлежал, отворачивались от него.
Завидев меня, Здейса мгновенно прерывает свою болтовню, небрежно машет сторожу на прощанье, — тот в ответ лишь смиренно кланяется, и шагает мне навстречу.
Облитый светом юношески дерзкого апрельского солнца, органист выглядит теперь еще более гротескно, чем прежде. Все на нем как бы еще больше почернело, залоснилось, истрепалось. Одет Здейса в свой обычный сюртук, но высокий засаленный цилиндр, непрочно сидящий на его гриве, делает музыканта похожим на владельца магазина похоронных принадлежностей или потерпевшего крах владельца балагана. Выставив вперед правое, более низкое, плечо, он идет, будто толкая перед собой незримую повозку.
Самая короткая трубка органа громыхнула в его груди.
— А, посол его величества пришел известить провинившегося дворянина, что тот помилован и может вновь вернуться ко двору?!
Из чащобы его бороды вырвались пары рома и обволокли меня. Сердце органиста плыло в них, исполненное счастья и готовое примириться со всем белым светом. Я завидовал ему в эту минуту, уверенность в собственной безопасности он явно черпал из самого себя, или, вернее — из плоской бутылочки, помещавшейся в нагрудном кармане его редингота.
Я отвернулся, чтобы глотнуть свежего воздуха, и сказал:
— Бросьте, Здейса, вам вовсе нет надобности ждать чьей-то милости. Его величество слишком хорошо знает вам цену, а это для него — самое главное.
Несколько самых коротких трубок в груди Здейсы рождают дисгармонический аккорд. Органист хохочет.
— Да, кое-кому нужен органист Здейса, педагог Здейса, композитор Здейса, но никого не занимает человек Здейса.
Он берет меня под руку и тащит на Карлов мост, непрестанно свистя на самой упорной трубке своего грудного органа.
— Но для меня это не существенно, дорогой, я не жалуюсь. Пытаюсь сравняться с великими духом хотя бы в своем пристрастии к одиночеству. Впрочем, и меня кое с чем связывают узы дружбы, столь прочные, что их может разорвать лишь смерть.