Священник остановился, но полицейский заговорил первым:
— Ни за что бы не подумал, что ее там больше нет.
— Что тут могло измениться за три дня? Подождите, посмотрим, как будут выглядеть эти цветники через месяц, если, конечно, ими никто не займется.
— В голове не укладывается, как это — кто-то тут был и вот его нет. И никогда не будет.
— Обычное заблуждение, Тлахач. Самые сильные и здоровые заблуждаются больше других.
Тлахач недовольно засопел.
— Интересно, узнаю ли я заранее, какой мне уготован конец? Это ж какая каверза — помирать и не знать об этом. Ведь это же конец, верно? Человек все-таки на что-то имеет право, — добавляет он сварливо.
Декан улыбнулся, но ничего не ответил, не поддержал его ни профессиональным заверением, ни дружеским утешением. Молча поднял руку к дверям и коснулся чего-то блестящего на верхней их части.
— Тут еще табличка с ее именем. Либуше Била[19]. Думаю, только Кази из трех мифических сестер[20] была такой худой, как она. Помнится, имени своего она не любила, оно казалось ей недостаточно христианским.
— Вот уж белой-то она не была, черная, как пекло. Лицо смуглое, как у цыганки, волосы смоляные, и ни единого седого. А ведь по годам вполне могла быть бабушкой. Скорее всего — красилась.
Тлахач вопросительно посмотрел на священника, но тот только пожал плечами. Может статься, он об этом кое-что и знал, да считал, что это относится к тайне исповеди.
— А могли бы вы представить ее маленькой девочкой, которая идет к первому причастию? Или девушкой, которая наряжается на танцы или волнуется, ожидая кого-то, кто должен прийти просить ее руки?
— Такое мне и в голову не приходило, — живо отзывается полицейский, будто защищаясь от обвинения. — Если бы так было можно, я бы сказал, что она и молодой-то никогда не была. Двадцать лет назад, когда она переехала сюда, она уже была такая, как сейчас перед смертью. Не верится даже, что она могла когда-нибудь приглянуться какому-нибудь мужчине. Вот уж была не из тех, за кем бегают.
— Я причастил ее перед смертью, — отвечал священник серьезно. — На стенах в ее комнате висят фотографии, которые убедили бы вас в обратном. Она там снята и девочкой, и девушкой. Не то чтобы красивая, но, в общем, миловидная. По виду, во всяком случае, не скажешь, что такая останется старой девой.
Тлахача это не убедило; более того, во время разговора он расслабился настолько, что поддался старой профессиональной привычке раскачиваться всем телом, переваливаясь с носков на пятки и покачивая дубинкой за спиной, словно беседуя с кем-нибудь из бытеньских горожан.