— Мой дед был игрок, и он это знает. Дед по материнской линии. Мы сводные братья, у нас общий только отец.
Судья между тем снова вступил в игру и бросает карты на свой особый манер. Иозеф Дастых наклоняется к Квису и хватает его за руку.
— Посмотрите, как он ходит. Словно хочет показать мне каждую карту. «На, иди, попробуй». Ждет, что я поддамся, начну и проиграю все, как мой покойный дед.
Эмануэль Квис сам мог бы в этот момент превратиться в таксу, которая взяла свежий след и готова от радости залиться лаем. Но его еще ждет работа, трудная, осторожная и кропотливая, как у часовщика, пока он пройдет всей спиралью тайн к самому последнему витку. Ему не придется бороться с нежеланием и недоверием, потому что помещик, наверное, впервые в жизни сгорает от желания доверить другому все, что он носит в себе и подавляет. Но к связному рассказу он не способен, мысли его как всегда, мгновенно распадаются и блуждают, — одна в поисках другой, одна сбиваемая другой. И собеседник должен — узнавая и о поезде, который мчится по одной колее сам навстречу себе, и о пузыре, который наполнится в момент столкновения, — помогать ему многочисленными вопросами, которые, собственно, даже и не вопросы, а как бы продолжения путаных и отрывочных слов рассказчика.
Эмануэль Квис тщательно подбирает камушки по цвету и выкладывает из них всю мозаику. Он узнает удивительную историю двух людей, которые через своих дочерей проникли в род Дастыхов, чтобы воплотиться в двух внуков, рожденных от одного отца и двух разных матерей, и продолжить свою неоконченную распрю. Сутяга, дед судьи Дастыха, настолько безнадежно проиграл тяжбу деду помещика, что остался гол как сокол. Тщетно он вызванивал к справедливости с колокольни бытеньского храма, остаток жизни он существовал на содержании из милости у зятя и дождался удовлетворения только в том, что его усадьба, захваченная соперником, выгорела дотла. Но когда усадьба благодаря большой страховке была отстроена, победившего соперника обуяла страсть к игре. Через два года после того, как дом был отстроен, дед разорился и отправился в богадельню. Что сталось с его дочерью? Оставленная женихом, которому ее красота не показалась достаточным возмещением утерянного приданого, она решила бороться против Бытни и ее зловредных пророчеств. Заделалась портнихой и стала ходить в дома горожан побогаче. Поначалу дела ее шли хорошо, женщинам нравилось слушать из ее уст рассказ о падении отца и крушении ее надежд. Ее жалели, хотя этим только делали горше кусок хлеба, что давали ей заработать. По-видимому, горечь этих лет осталась в ней на весь остаток жизни и передалась ее сыну. Но покровительство бытеньских дам кончилось, как только они заметили, какое сочувствие пробуждает судьба красивой швеи у их мужей. Заказчиц убывало, двери бытеньских домов захлопывались перед ней одна за другой, плотнее, чем створки раковин. Видимо, в это время ею заинтересовался Габриэль Дастых, отец судьи и в будущем отец помещика. Его жена тяжко болела уже второй год, угасая день ото дня. Сплетни, крылышки которым не подрежешь, летали по Бытни и щебетали на каждом заборе, что Габриэль Дастых сошелся со швеей еще при жизни супруги. Но вот как-то после рождества та скончалась, а через три месяца вдовец женился на швее. Новый тесть перебрался из богадельни в дом, где на доброхотную помощь зятя жил и недавно умер его соперник. И в то время, как отец пропивал и проигрывал в карты каждый крейцер, который ему удавалось выклянчить у дочери или выручить за что-то украденное в хозяйстве, новая помещица благодаря своей красоте полностью подчинила себе стареющего Габриэля Дастыха. Венцом ее усилий было то, что она заставила его послать сына от первого брака учиться, а поместье завещать их общему сыну Иозефу.