Это, конечно, только примитивный набросок истории, но на оттенки и тонкие нюансы у нас нет времени. Эмануэль Квис, однако, воспринимает ее во всем размахе и необычности. Разве это не раскрывает ему и судью, его пренебрежение карьерой, и смысл его ожидания в Бытни?
Иозеф Дастых понижает голос до сиплого шепота.
— Все против меня, — сообщает он. — Все, весь город, и прежде всего — он. Все надеются, что я не сумею управлять поместьем и разорюсь. Или начну пить и играть и спущу все, как мой дед.
— Чушь, — говорит Квис. — Вы же хозяин, какого не сыщешь во всей Бытни. Вам должно удаваться все, за что бы вы ни взялись.
— Вы так считаете? — отзывается помещик страстно. — Я же имею на это право. Каждый из нас получил свое.
— Право вещь сложная и загадочная, — отвечает Квис. — Разве вам недостаточно просто держать и не выпускать?
— Но право, — бормочет помещик, — право, это же очень важно.
— Может быть, это как раз и есть то самое право, из-за которого судились ваши деды.
— Но мой дед выиграл.
— Может быть, его это не удовлетворило. Спор-то он выиграл, но проиграл все состояние в карты. Может, он хотел доказать миру, что способен на большее. Держать в руках поместье, играть в карты и выигрывать. Одной жизни никогда не хватает на все, — я думаю, так надо смотреть на это.
— Одной жизни не хватает на все? — повторяет помещик ошеломленно и смотрит прямо перед собой остановившимся взглядом, не видя ни Эмануэля Квиса, ни сада, в котором под тенью деревьев, поглощающих солнечный свет уже только верхушками, веселье становится все более шумным.
— А как вы думаете, почему ваш брат остался в Бытни, хотя давно мог бы сидеть по меньшей мере в Худейёвицах? Кто вас стережет его глазами?
Воздух под деревьями все больше насыщается синевой, так что контуры предметов и людей в этот предсумеречный час становятся агрессивно резкими. Но для помещика все это — бездонный серый туман, он клубится и вздымается.
— Тот дед?
— А кто же еще?
— Ну, а мой?
— Бывает у вас иной раз искушенье начать игру в карты и пить?
— Еще бы. Но я умею это побеждать.
Квис слегка пожимает плечами и быстро осматривается. Если еще несколько минут назад люди толкали друг друга — смотрите-ка, рыбак рыбака видит издалека, — то теперь все давно позабыли о них, занятые своими развлечениями и весельем. Квис наклоняется над столом, чтобы быть поближе к собеседнику, и шепчет свистящим шепотом:
— Вот и прекрасно. Вы умеете побеждать. Но ведь вы вовсе не игрок, вы — хозяин. Неужели вы не понимаете, что мешаете тому другому, старику, завершить победу, на которую ему не хватило собственной жизни?