Часы с кукушкой начинают хрипеть в тот самый момент, когда Пепек переступает порог своего кабинета, дверцы часов разлетаются, деревянная птичка выскакивает и оглушительно звонким голосом возвещает полночь, а может быть, полдень, хотя сейчас всего лишь шестой час. Старый Балхан во дворе бросает решето и опускается на землю, зажав уши руками, а здесь, в кабинете, Дастых с улыбкой слушает сумасшедший птичий крик, потому что теперь ему все равно, идут часы или стоят. В какое-то неуловимое мгновенье, именно так, как помещик себе это всегда представлял, время пришло в движение, видимо, это случилось в ту минуту, когда хозяин погребка «Под ратушей» произнес слово «суд», нескончаемые составы секунд ринулись с противоположных станций и помчались навстречу друг другу по той единственной колее, которая отпущена времени, движется ли оно в эту сторону или противоположную, они помчались с грохотом и ревом, было это и страшно, и весело, как любая головокружительная скорость, стрелка барометра жизни пульсировала на черте последнего деления своего циферблата, и в помещике пузырился смех, пробиваясь сквозь скорлупку земли, словно горячий источник. Катастрофа произошла, когда на него с физиономии брата глянуло лошадиное око, лишенное зрачка; иссохшая оболочка того пузыря, которую тащил поезд, мчащийся из будущего, лопнула, струя смеха пробила себе путь, и голоса, кружащие и смятенно блуждающие извилинами Дастыхова мозга, соединившись, выкрикивали ясные и отчетливые слова.
Помещик усмехается, вспоминая, как всегда боялся момента катастрофы, а она, как это ни странно, принесла ему облегчение и уверенность в себе.
Голоса властно отпугнули все сомнения и тоску. Теперь он знает, что делать, чтоб выиграть спор, завещанный ему дедом по материнской линии. Достаточно уничтожить конскую голову и вызволить своего партнера из заточения, куда она его ввергла. А часы пусть идут, пускай себе тикают, как им угодно, отсчитывают и сообщают время, которого уже нет. Теперь они не более, чем игрушка, увеселяющая слух и помогающая коротать досуг.
До женщин в столовой снова доносятся с лестницы шаги помещика, они почти не замечают этого, так бродит он по дому и по двору, пока не настанет пора засесть в трактире за карты. К ним долетает и скрип отворяемых ворот. Удивившись, что не слыхали, как проехала телега, они быстро забывают об этом и углубляются в свои заботы. Единственный человек, который видит все, что проделывает хозяин, и с изумлением следит за его поступками, это старый Балхан. Он бросает решето на кучу провеянного зерна, выбирается из облаков пыли и протирает глаза, чтоб лучше разглядеть, что такое хозяин тащит в конюшню и зачем отворял ворота. Старик взволнованно попыхивает трубкой, выпуская дым уголком рта, — ему кажется, будто помещик несет ружье.