— Никто не в состоянии жить в постоянных сомнениях. Однажды приходит решение, и тогда перевешивает что-либо одно.
Бургомистр кладет на край стола сцепленные руки и тихо, но настойчиво произносит:
— Катя, я уж столько раз просил тебя и снова прошу: давай уедем куда-нибудь, где ты сможешь рассеяться.
Катержина едва заметно качает головой.
— Нет, я не могу.
Бургомистр откидывается назад и безнадежно опускает свои сильные руки на колени. Он задыхается от отчаяния. Ему кажется, что у него хватит сил уничтожить и разрушить весь мир, если что-нибудь стрясется с его хрупкой женой, бледнеющей день ото дня и тающей на глазах. Да, обладать такой силой и быть не в состоянии уберечь ее от того, к чему она сама стремительно идет навстречу!
Посыпанная песком дорожка среди зеленых берегов газона выбегает из темно-синей тени деревьев и бронзово сверкает на солнце. Мелкая галька переливается бесчисленными снопиками белых искр. Воздух, дрожащий от жары, обманывает взор, представляя ему дорожку бегущим ручьем. Ручей увлекает за собой и ослепленный солнцем взгляд пани Катержины. Взор ее плавает по ручью, словно чайка, пока ручей не исчезает под окном, и тогда взор ее перелетает обратно к границе тени, откуда ручей берет начало. Ручеек кажется Катержине подземной рекой, берущей начало глубоко под корнями деревьев, пробившей себе дорогу из одинокого луча. Она следует за ним взором, но луч вдруг приходит в движение и устремляется ей навстречу. Под лиственным сводом, на дымный сумрак которого наброшена сетка солнечных стрел, сияет над раскинутыми руками светловолосая мальчишечья голова, и пани Катержина стремительно бежит к этому мальчику в объятья.
— Рудо, — шепчет она едва слышно, и когда бургомистр, погруженный в свои безутешные думы, поднимает глаза, он видит, что жена его лежит без сознания. Он испуган и охвачен ужасом, но действует быстро и решительно. Опрокинув содержимое графина на свой носовой платок, он смачивает побелевшее лицо жены. Он не помнит, чтобы в течение их совместной жизни пани Катержина когда-нибудь падала в обморок — лишь в самом начале их супружества, во время беременности, окончившейся теми роковыми родами. Обморок, к счастью, не глубок. Катержина делает вдох сразу же после того, как муж дотрагивается платком до ее висков, щеки ее розовеют, и она открывает глаза. Она молча смотрит в склонившееся над ней лицо и спрашивает:
— Я потеряла сознание?
Бургомистр кивает:
— Это продолжалось недолго.
— Наверное, от духоты.
И вдруг, вспомнив все, что предшествовало ее обмороку, она уклоняется от глаз мужа и устремляет свой взгляд в окно.