15 октября. «Мишенька, родной! Скучно, свожу концы с концами. Гоняюсь за хлебом, продаю все время какое-нибудь барахло, чтобы иметь за столом сахар и масло и иногда белый хлеб, и считаю, что я из тысячи единственная, которая может позволить себе это.
Единственное отвлечение в музыке. Купила два абонемента, сижу в концертах, вспоминаю старые, старые времена, и это не тяжело, А приятно. И в музыке нахожу полное спокойствие и отдых от мелких повседневных забот и дел.
Ну, крепко целую, будь здоров. Аня».
21 октября. «Милая Анюшка! Горячка этих дней кончилась. Картофельная кампания, в общем, удалась. Саввич во взбудораженном состоянии. Хожу около него с осторожностью и жалением. Не отдохнул он за свой отпуск. Ему нужно было провести его весь здесь. Здесь бы он ушел от письменного стола, давней усталости, был бы на воздухе, больше бы спал, и не беспокоил бы его телефон… И он отошел бы здесь и успокоился.
В Москве мне надо побывать, но настроение мое вовсе не московское. И лишних расходов я должен избегать. Прошлую неделю мы жили здесь без хлеба. Были сухари, пекли лепешки из картофеля. Меня это не удручало, и жизнь от этого не казалась мне плохой. Я стою на той позиции, что жить сейчас хорошо — совестно. Ты сама помнишь о тех миллионах, что живут значительно хуже нас.
Два слова о нашей собаке. Мы решаем ее отдать. К сожалению, животные требовательнее человека. Жить пес на одной картошке не может, да и картошки мало. Я вспоминаю теперь, как Поленова-Сахарова сказала мне: "Содержать собаку я не могу — это удовольствие дорогое". Я тогда что-то удивился этому и только вот теперь понял, что она права».
25 октября. Владимир. «Дорогой М. МЛ Вот я и получил Ваше прелестное письмо. Читая его, целиком вошел в Вашу новую жизнь. От души радуюсь, что она слагается благоприятно. У Вас, философа и эстета, надо учиться жить. Что у меня? Наступающая зима приводит в ужас — ни топлива, ни еды. Иной раз думается — не переживу я ее.
Вам трудно представить ту радость, какую доставили мне подаренные Вами экслибрисы. Большое спасибо. Увлекся я ими вовсю. И очень рад, что есть у меня такое влечение. Вы глубоко правы, когда говорите, что в "наше глухое время всякое увлечение — это цель и утешение".
Чем привлекают меня экслибрисы? Какую прелесть я вижу в них? Я чувствую за ними владельцев их, или художников, создавших их. В общем, все фантастиков, оригиналов, людей, отъединенных от происходящего вокруг них и не похожих на других. И это так интересно.
Ваш подсвечник на экслибрисе И.И.Дмитриева я узнал. Кстати, у Дмитриева помимо стихов и басен есть интересные мемуары. На меня до сих пор производит впечатление сделанное им там описание своего отрочества и юности. Проживая в мелкопоместной Симбирской глуши, а затем находясь двенадцать лет нижним чином на военной службе, он полюбил навсегда книгу и литературу. Есть весьма интересный портрет, изображающий поэта в молодости с пышной прической и в костюме екатерининского времени.