Сегодня получил письмо Печкина. Беспокоится обо мне, а как сам живет — не пишет.
Милый, напишите мне, как прошло Ваше пребывание у Троицы. Будьте удачны в цветоведении. Ваш Г.Курочкин».
28 июня. Ярославль. «Дорогой Михаил Михайлович! Георгий Иванович Курочкин скончался 20 июня в 10 часов вечера. У него к Вам было особое отношение. Он относился к Вам с любовью. Глубокие душевные чувства и переживания, душевные размышления, замкнутые от другой жизни, были направлены к Вам. Потому что было взаимное понимание и уверенность в этом. Так думаю я.
Всегда говорил о Ваших письмах к нему, читал или говорил: "Прочти письмо из Тарусы". Но его писем к Вам не давал. Вот это и говорит о глубоких интимных чувствах, направленных к Вам… Самые глубокие, самые замкнутые.
Георгий Иванович определенно и тяжело болел с 6 февраля текущего года. Сначала полагали, что дело в склерозе сердца и аорты, а финал: опухоль средостения. Страдания его были в постоянной одышке и тяжелых хрипах. Болей не было, только "давило" за грудиною. Слабость была огромная сознание полное до последнего дня. Он говорил о Вашей дружбе, как о чем-то очень хорошем и даже удивительном. Говорил душевно и тепло.
Я не пишу Н.Н.Печкину. Я боюсь ему писать — уж очень он слаб. За два дня до смерти Г. И. диктовал ему письмо, в нем вкрапливались и Вы. Оно осталось незаконченным.
С сердечным приветом, Агния Курочкина (сестра Георгия Ивановича)».
Николай Николаевич Печкин, хирург «Божией милостию». Талантливый оратор. Не только хорошо музыкально образован, но и сам хорошо играл на рояле. Друг знаменитого пианиста Гофмана. Коммунист до Октябрьского переворота, но жестокость его отшатнула Николая Николаевича, а смерть сына и дочери Верочки привели его к церкви. И я не знаю лучшего христианина, чем он. На страницах моих воспоминаний я много раз приводил его письма ко мне, и его дружбою и расположением гордился. Кстати, не могу не вспомнить, что на встрече Нового, текущего года, он с удивлением отметил: «А Вы знаете, друже, ведь за 30 лет нашего знакомства я ни разу не рассердился на Вас. Этого, кажется, у меня ни с кем не было». Для меня в этих словах удивления — весь Н. Н., с его принципиальностью, прямотою и горячностью. Не могу не привести его записи при первом посещении им Тарусы в 1948 году в моем домашнем журнале: «Прекрасно воспитанный, учтивый джентльмен, один, из числа моих многочисленных знакомых, пришел ко мне в страшную ночь на 28 мая 1928 года (смерть Верочки) и рукой "любящей женщины" положил первую повязку на мою душевную рану, и тогда я вдруг увидел в этом джентльмене удивительного, доброго друга. Прошло 20 лет. Немало еще ран было нанесено и Вашей, и моей душе в процессе развития трагедии, переживаемой нашей любимой нами родиной. Дорогой друг, и вот я снова приехал к Вам — пора переменить повязку, раны болят.