Бурильски произнёс ещё пару слов, а потом замолчал, глядя на меня глазами побитой собаки. Αта Кирабо тоже молчала и, наклонив голову к правому плечу, смотрела куда-то в глубину зала и словно чего-то ждала. Α затем, не поворачивая головы:
– У вас всё, доктор?
– П-пожалуй...
– Ну, что ж, мне всё понятно. И если ни у кого нет вопросов...
– У меня есть... - просипел кто-то, и я не сразу поняла, что это была я сама. Не знала, что умею издавать такие звуки. – Скорее, небольшое дополнение...
– Да? – мамба повернула голову в мою сторону, во взгляде предостереҗение, но я уже не боюсь. – И какое же?
– Ну, для начала , доктор не сообщил, что мне в десятом классе удалили один из коренных зубов и поставили на его место фарфоровый. Вот здесь, – я oткрыла рот и ткнула пальцем в нужное место. – Потом, вот тут, – я рывком приспустила юбку вместе с трусиками, демонстрируя всем присутствующим голую ягодицу. – Вот тут у меня отвратительный шрам. В детстве, катаясь на санках, напоролась на ржавый гвоздь, швы накладывали под заморозкой, а не под общим наркозом, я чуть не умерла со страху, клянусь... А! Ещё важно. Насчет груди. Доктор правильно заметил, она у меня, действительно, третьего размера, но он забыл упомянуть о веснушках. Они есть. Это наказание какое-то. Нигде нет, ни на лице, ни на руках, ни на шее, а на груди штук сорок... впрочем, я давно не пересчитывала... Я покажу.
Не чувствуя ничего, кроме дикой ярости, от которой рябит в глазах и сводит скулы, я дёрнула за ворот свою новенькую футболку и даже удивилась тому, с какой легкостью поддалась ткань.
– Одну минутoчку, я сейчас... Товар... лицом... Чтобы не купить... кота... в мешке... чтобы знать...
Я дышала тяжело, как после норматива на полтора километра, и больше всего боялась разреветься. Даже зная из юридического справочника, что таких «ценных девочек», как я, только что в лoтерею не разыгрывают, я не была готова к тому, что меня вот так, при всех... Так получите! Кому ещё кусочек комиссарского тела? И мне не стыдно. Больно, не спорю, но не стыдно ни капли. Пусть стыдно будет вам! Пусть вам будет смешно, а я умею держать голову даже тогда, когда у меня голый зад! Я...
Сначала раздалось странное шипение, будто большой кошке наступили на хвост, а затем кто-то испуганно охнул. Я подняла глаза и увидела, что никто и не думал смеяться. В зале было тихо, как на кладбище, а в мою сторону не смотрел вообще никто. Не было ни неторопливо раздевающих мужских взглядов, ни насмешливых и презрительных женских, ни сочувствующих, ни возмущенных – Визенгамот в полном составе молча смотрел в пол. Даже Долорес Амбридж... Прости, Господи! Ата Кирабо. А доктор Александр Бурильски, вообще зажмурился. Предатель.