Глаза Кристины расширились, но она быстро овладела собой и чисто по-мужски протянула руку Мишелю. Тот с нескрываемым удивлением посмотрел на тестя. Ортега, с плотно сжатыми от страдания губами, отрицательно покачал головой, что не ускользнуло от внимания умирающего.
— Я сам понял это… по тому, Мишель, или как тебя зовут родные, как ты приготовил однажды украинский борщ. Потом, Мишель, твой французский не похож на тот, которым говорят уроженцы города Нийон. Я там бывал. Таких, как ты… я встречал на станции Гнездово, Смоленская область, — и говоривший перешел с испанского на русский. — Дом отдыха НКВД… летний лагерь… подготовка кадров Коминтерна…
Петр Серко слушал со стучавшими от волнения висками и продолжал держать руку Кристины в своей.
— Я умираю… это конец… умираю спокойно, — он снова говорил по-испански. — Кристи… дай… я… тебя… поцелую. Я был уверен, — выдохнул он.
Прижав уже синевшие губы ко лбу дочери, старик испустил дух. После нескольких секунд молчания Сальвадор прикрыл умершему глаза, а Мишель сложил ему руки на груди. Сальвадор Ортега окинул долгим взглядом девушку.
— Я сдержу слово! Будешь мне еще одной дочерью. А теперь… надо пригласить врача, позвонить в полицию.
— Хорошо! — Кристина подвинулась ближе к Мишелю. — Я работаю технической сотрудницей американского посольства на Пасео-де-ла-Реформа, напротив памятника Колумбу. Сейчас напишу все мои координаты. Через неделю после похорон давайте встретимся.
Мишель Род скрестил руки на груди и низко склонил голову: то было соболезнование и согласие. В тот вечер, уже по дороге домой, Мишель внезапно подумал: «Надо бы разыскать могилу Амалии, отвезти ей цветы».
* * *
Пятый, мужчина среднего роста, но уже довольно грузный, с глубоко посаженными глазами под мохнатыми бровями, руки которого всегда были теплыми и сухими, как только что извлеченная из печки французская булка, с первой встречи вызвал глубокую симпатию Мишеля. Круглое, смуглое лицо Пятого имело жесткий «волевой» подбородок, но пушистые седые баки и то и дело расплывавшиеся в улыбку пухлые губы делали его приветливым, но глаза… Казалось, они легко проникают в самую душу собеседника, легко читают его самые потаенные мысли.
Пятый родился и вырос в Будапеште, в семье полковника, потомственного офицера. Мать Пятого была дочерью богатого виноторговца. Став военным и без малого в тридцать лет получив звание майора, Пятый подал в отставку и добровольцем отправился защищать Испанскую республику. Там он, имевший блестящее образование, свободно владевший немецким, французским и английским языками, быстро освоился, вжился в обстановку настолько, что абсолютно все его принимали за товарища Ансельмо, за которого он себя выдавал.