– Ты признаешься, что только что наврал нам? Признаешься, что прятался тут, а потом устроил самострел и придумал, что тебя ранили бандиты?
– Он меня уничтожит… – проскулил Хвостов.
– Кто? – спросил Парамонов.
– Кто, кто… Ее муж. Он же души в ней не чаял…
– Ты хоть кого-нибудь из нападавших разглядел? – вмешался Опалин. Хвостов всхлипнул и вытер лицо рукой.
– Я тут сидел… за дверью… Только в окно видел, когда они убегали…
– Описать их сможешь?
– Да темно было…
– Может быть, ты слышал, как они между собой разговаривали?
Парамонов нахмурился.
Ему не нравилось, что какой-то щенок взял допрос на себя, но он решил подождать и посмотреть, чего Опалину удастся добиться.
– Я выстрелы слышал, – пробормотал Хвостов, проведя рукой по лбу. – Потом она закричала…
– Кто?
– Нина Фердинандовна. Это было ужасно… Я едва узнал ее голос. Она… она кричала что-то вроде «Ты не посмеешь», потом «Не надо, я тебе все отдам». Потом я услышал два выстрела, и дальше было тихо, но недолго. Я уловил шаги в коридоре и незнакомые голоса… Я подумал, что всех убили и теперь станут искать меня… Они пытались выбить дверь, а я залез под стол и молился…
– За что тебе награды-то давали? – не выдержал Парамонов. – Под стол он залез!
– Так война была, я молодой был, горячий, – пробормотал Хвостов. – Дурак, одним словом. А в мирное время знаешь как жить хочется… Привык я, понимаешь? Фильму снимали, на машине меня катали… Виноградом закармливали! И что? Умирать от рук каких-то бандитов? Их слишком много было. Я же говорю вам – я не мог никого спасти…
– Ну ты не мог, а сторож что? Чем он занимался, пока тут баб убивали?
– Так он ночью собак выпускает и дрыхнет беспробудно, – ответил Хвостов. – Напьется себе и спит…
– Будрейко, арестуй-ка сторожа, – распорядился Николай Михайлович. – Митька! Осмотри сад на предмет следов…
– В доме были еще домработница и повар, – напомнил Опалин. – Где они?
Хвостов развел руками, показывая, что не знает.
– Так, отлично, – пробормотал Парамонов, нервно потирая руки, – вот и возможные сообщники. Ваня! – окликнул он Ивана, заметив, что тот повернулся к двери. – Ты куда?
– Подумать.
– Да? Ну-ну…
Опалин прошелся по коридору, засунув руки в карманы и машинально прислушиваясь, как под ногами скрипят половицы.
Одна из дверей была открыта настежь, он вошел – и изумился. Ковры, дорогая резная мебель, подзеркальный столик с сотней женских мелочей, загадочно мерцающие флаконы духов, один из которых нюхал Сандрыгайло, достав пробку, и выражение лица у него было такое, словно он набрел на столетней выдержки коньяк.