– Обыском? – переспросил Опалин, не понимая.
– Я намерен обыскать всех, кто принимает участие в этой чертовой фильме, – сквозь зубы ответил Парамонов, воинственно поправляя фуражку. – Всех и каждого, без исключений! Может, нам повезет, и мы найдем хоть что-то из ценностей… А может, кое-кто из членов группы уже сбежал, и тогда я точно буду знать, у кого рыльце в пуху…
– Слушай, против нас выступает совсем не простой человек, – сказал Опалин после паузы. – Ты не возьмешь его вот так, голыми руками… И бегать он не будет – он исчезнет просто и естественно, так, что ты даже не заметишь… А украшения, конечно, давно уже переправлены куда следует. Ты только зря потратишь время.
Но Николай Михайлович уже поймал кураж.
Если обыск даст результаты, отлично; если нет, он отчитается о еще одном проделанном мероприятии и распишет его в самых выгодных для себя красках.
Опалин для Парамонова по-прежнему был той самой соломинкой, за которую хватается утопающий, но, как и всякая соломинка, соратник мало-помалу стал Николая Михайловича раздражать.
– Ваня, согласись: искать цацки у киношников все же логичнее, чем рыскать по окрестностям в поисках несуществующего тайного хода… Едем, ты мне нужен! Ты же у нас по-прежнему репортер газеты, киношники тебе доверяют, не исключено, что кто-нибудь из них при тебе раскроется… Машина должна быть здесь через десять минут!
– Ладно, я поеду, – буркнул Опалин.
Но Парамонов, не ожидая его ответа, уже ушел, потому что его позвал эксперт.
Сердясь на себя из-за того, что пошел на поводу у начальника угрозыска – который, как отлично видел Опалин, был озабочен исключительно спасением своей шкуры, – он чиркнул спичкой о стену и собирался зажечь папиросу, но неожиданно замер, глядя на портрет щеголя с борзой.
Огонек опалил юноше пальцы, он сдавленно чертыхнулся и загасил спичку.
– Нет, этого не может быть, – пробормотал Опалин, переводя взгляд на кислое лицо дамы на втором портрете. – Хотя… постойте-ка… Черт возьми! Черт возьми… Саша Деревянко ведь был помощник оператора… значит, с наметанным глазом… И он заметил то же, что и я! Какое-то время сомневался, но потом… Позвольте, но как же так? Ничего не понимаю…
– Ваня! – закричал Парамонов снаружи. – Ваня, машина уже пришла, едем!
Когда Опалин вышел из дома, вид у молодого человека был крайне озадаченный. Он даже забыл вынуть изо рта незажженную папиросу.
– Дать тебе спички? – спросил Парамонов. – Можешь курить по дороге… да я и сам сейчас закурю. Поверишь ли, нервы ни к черту стали…
Он едва не уронил коробку папирос, закурил и сделался необычайно словоохотлив. Он разглагольствовал о том, что никому не даст спуску, что будет лично руководить обыском и постарается нагнать страху на преступников, чтобы они заметались и выдали себя. Он сыпал словами, перескакивал с темы на тему, подмигивал, посмеивался, и в то же время одна щека его подергивалась в нервном тике.