– Я несколько раз заставала Сашу здесь, – сказала Валя, – когда мы снимали в саду или в других комнатах. Короче, мы не работали в этой декорации, а он почему-то сюда заглядывал. Сначала я подумала, что его заинтересовали эти железные болваны. – Она кивнула на неподвижные фигуры рыцарей в доспехах. – Но, по-моему, его интересовали картины.
Володя подошел ближе, чтобы рассмотреть их как следует.
Одна из картин изображала типичный пейзаж среднерусской полосы, на другой молодцеватый усатый щеголь позировал с великолепной борзой, которая лежала у его ног, на третьей художник нарисовал море и корабль, распустивший паруса, четвертая являлась портретом великолепно одетой дамы с кислой физиономией.
Все – академичное, банальное и по большому счету неинтересное, стандартная живопись для украшения богатого дома. Впрочем, борзая получилась чертовски хорошо, и Володе невольно подумалось, что художник, наверное, любил собак.
– Саша что, интересовался живописью? – спросил он.
– Вряд ли. Он как-то говорил, что ни разу в жизни не был в музее.
– А откуда взялись картины, не знаешь?
– Они не взялись. Нина Фердинандовна распорядилась, чтобы дом восстановили в наилучшем виде и все вернули на место. Это картины, которые висели при этих… как их… – она несколько раз щелкнула пальцами, словно подстегивая память, – Розенах.
Володя переходил от картины к картине, рассматривая подписи художников и даты создания полотен. Ни одно из имен ему ничего не говорило.
Водянистые глаза дамы в бальном платье со шлейфом неодобрительно следили за ним с холста.
«Ей-ей, если я сама его не поцелую, он не догадается этого сделать, – мелькнуло в голове у Вали. – Вроде и умный человек, а такой растяпа…»
В дверь кто-то сунулся, споткнулся о кабель и выругался разнообразными, по преимуществу непечатными словами.
Валя обернулась и узнала репортера из «Красного Крыма», который часто сопровождал группу на съемки, болтал о всякой чепухе и вообще казался ей довольно занудным типом, который, впрочем, крепко себе на уме.
– Извините, – хрипло сказал Опалин.
Но Валю ругань только развеселила, а Голлербах сделал вид, что вообще ее не заметил.
– Ваня, что ты скажешь об этих картинах? – спросил актер у вновь прибывшего.
Опалин поглядел на картины, сдвинул кепку с затылка на лоб и пробурчал:
– Ну… Деревья, люди, море… А в чем дело-то?
– Да так, – вздохнул Володя.
И вслед за тем, не удержавшись, рассказал Ивану, что зарезанный помощник оператора интересовался картинами, которые висят в зале.
– Они дорогие? – По привычке, приобретенной за время работы в угрозыске, Опалин решил начать с самого главного мотива.