Вишняков усмехнулся, догадываясь, какую ересь мог наговорить Пашка.
— А ты не спрашивал его, выспался он сегодня или опять не удалось?
— Чего спрашивать, сам видел, что спал.
— Ему, понимаешь, бабы четвертый год спать не дают. Как война началась, так и мучают с тех пор. Хошь не хошь, а иди ублажай. Поневоле надежды на перемены потеряешь.
— Ловко ты его выгораживаешь, — недовольно сказал Пономарев. — Ну-ка, пойдем потолкуем о делах.
Он стремительно вышел из телеграфной, уводя за собой Вишнякова.
Пашка покачал головой: «Агитаторы!.. Поговорили бы, я бы вам о прибытии путейного инженера рассказал, полученные телеграммы показал…» Он выпил воды из графина с мутновато-серыми стенками, смочил и вытер лицо батистовым платочком, подаренным Калистой Ивановной, обиженно вышел на перрон.
Возле фонарного столба стоял Фатех.
— Чего ждешь? — спросил Пашка.
— Ехать будем. Моя и председатель Вишняков. Ташкент ехать, — улыбнулся Фатех черным, небритым лицом.
— А в Ташкенте, думаешь, лучше! — зло сказал Пашка. — Всюду кавардак! Запомни это, — дохнул он ему в лицо вчерашним Калистиным самогоном. — Мне на телеграфе все известно.
Фатех растерянно взглянул на него.
— Чего смотришь?
— Ташкент — большой город…
— Россия еще больше, а видишь, какая дура!
— Ташкент мы ехал… я и Вишняков ехал, — пробормотал Фатех, не понимая, что хочет сказать ему Пашка.
— Чего там не видел Вишняков? Туда он не поедет — ему здесь дел хватает.
— Просить мне надо… просить, понимаешь?
Пашка смерил его с ног до головы. Взгляд его остановился на укутанных тряпьем сапогах.
— Кто дал? — коротко спросил он.
— Кузьма.
— Вот! Кузьма — человек! От Кузьмы тебе не надо ни на шаг. Понял?
— Понял…
— В таком направлении и действуй. Им не до твоего Ташкента.
— Вишняков — хорош человек…
— Эх, чужоземщина! — вздохнул Пашка. — Ясное дело, Вишняков — человек, может, даже хороший человек. Однако не тот, что дает сапоги. Ему мечтается, как бы тебе другую жизнь дать. А от такой его добрости тебе мало проку. Тебе надо искать человека, который дает полушубок, кусок хлеба и место возле теплой печки. Та, другая, вишняковская жизнь еще сама ходит босая и голодная. Понял?
— Ты знаешь поезда, когда ехал поезда Ташкент? — упрямо спросил Фатех.
— Нет таких поездов! — резко ответил Пашка. — Революция все расписания решила поменять. Решила, а пока не поменяла. Каледин в это время загнал поезда в свои тупики.
— Будут поезда… — пробормотал Фатех.
Ему мучительно было еще раз расставаться со своей надеждой. Он но любил Пашку. Пашка никогда ему не сочувствовал, он только отказывал. А сам был пустым человеком, имел много женщин и не умел работать. Он напоминал ему Закира из Ханака, который с утра холил ишака, чтоб ехать к новой невесте, а к вечеру успеть к старой жене. Везде они одинаковы, эти ухажеры, словно их аллах в одной речке купал и одним пловом откармливал.