Пашка тянул по ладони левой руки узкую ленту. Телеграф вдруг замолчал. В комнате стало тихо. В точности так, как тогда, когда поступила телеграмма Черенкова из Лесной. Пашка бросил лепту на пол. Он не мог понять, о какой дрезине шла речь. Если о той самой, о которой предупреждал Дитрих, то зачем ее нужно было принимать на тупик? Ошалел Трифелов, бронепоезда испугался, пошел строчить дурные приказы. Тупик в Громках был один. Там, в конце пути, лежала перегнившая шпала. А дальше высокая насыпь обрывалась и белели одни сугробы. На всем ходу дрезине идти по тупику минуты две. Затормозить трудно. При слабой скорости дрезина только юркнет в снег. Если же она не сбавит скорости, тогда долетит до сваленной недалеко щебенки, и все кончится иначе.
Пашка поднял ленту и прочел еще раз: «Смерть врагам революции и трудового народа…» Не может быть, чтоб о ремонтной дрезине говорилось такое…
Пашка бросился к аппарату и попытался вызвать дежурного по Дебальцеву. «Для меня должен быть приказ дежурного, — спасительно подумал Пашка. — Этот обязан знать…» Но аппарат молчал.
Пашка посмотрел на часы — телеграмма была передана спустя пять минут после прохода дрезины через Дебальцево, в Громках она должна быть через минут сорок. «Можно, ясное дело, сказать, что стрелки заморозило, — подумал Пашка. — Или податься сразу на Казаринку? Не было никого, и все дело…» Он выглянул в окно, словно надеясь, что кто-то придет и поможет ему решить, как быть. Может, к тому времени подойдут паровозы из Доброрадовки?
— А если не подойдут? — прошептал Пашка.
«Донбасс собираются задушить не голодом, а открытой войной», — вспомнилось ему предостережение Пономарева.
«Вот она и война», — думал Пашка, пытаясь принять какое-то решение.
Ни о каком своем прямом участии в войне он и не помышлял. Пускать дрезины под откос — это не его дело. Может, встретить дрезину, как приказывал Дитрих, а дальше — пусть сами думают.
Не приняв никакого определенного решения, Пашка взял метелку и пошел к стрелке. На душе было скверно. Ему снова припомнились настойчивые уговоры Калисты Ивановны по поводу отъезда. Может, лучше и уехать?..
Пройдя короткий перрон, Пашка остановился и прислушался. Тихо.
Тяжело вздохнув, он двинулся к стрелкам, будто его кто толкал в спину.
«А что, если дрезина остановится, станет перед стрелками и обнаружится, что они переведены на тупик? — холодея, спросил себя Пашка. — Разговоров долгих не будет — к стенке! Ни судов, ни адвокатов, — становись и не задерживай: люди запятые, еще куда-то должны успеть». Пашка помотал туманной головой, — скажи-ка, чего это ему раньше не пришла в голову такая мысль? Ясно, что могут расстрелять на месте.