Вишняков желает сделать лучше для людей. А Черенков карать за это собирается. Значит, придется схлестнуться…
Паргин неотвратимо приходил к тому выводу, что война неизбежна. Он и заспешил вниз по стволу, как будто торопясь провести в шахте еще несколько часов, пока война не началась.
Конюшня была в сорока саженях от шахтного двора. В выдолбленной глубокой «печи» за решетчатой огорожей стояли его Керим и Дубок. Керим попал в шахту от татар, поэтому и имя получил такое. А Дубок был куплен на ярмарке, у какого-то Дубова, поставщика коней для шахтовладельцев. Оба — старые, по двадцати годов, не меньше. Росту низкого, как и положено для шахты. Уши — мохнатые, подвижные — чуткие ко всему происходящему в темной, глухой глубине.
Паргин открыл засов решетки. Кони тихо заржали.
— Давай, давай поздороваемся, — отозвался Паргин, как всегда. — Давно не встречались…
Керим посмотрел на него темными запавшими глазами, поднял морду, трепеща теплыми ноздрями. Дубок затрясся всем телом, довольный, наверно, что Паргин пришел и с его приходом кончилось затянувшееся одиночество. Он почувствовал, что хозяин чем-то обеспокоен, будет долго возиться в шахтном деннике: подойдет к кормушке, посмотрит, цела ли солома, слегка притрушенная сенцом, проверит его и Керима от челки до копыт, а потом возьмет скребок и счистит с боков грязь, приговаривая о тесноте в штреках, о непорядках на поверхности и в своей жизни. Дубку это нравилось: он любил, когда Паргин что-то делал в загороди, разговаривая при этом. Керим относился к этому иначе: он сердито грыз борт кормушки и недовольно фыркал.
Оба, вздохнув тяжело и мягко, наставили уши, ожидая, что произойдет дальше.
— Чепуха получается, — сказал Паргин, наклоняясь к опустевшей кормушке, — война близится… Людям не хочется воевать. Осточертело. Но так выходит, будто нельзя без войны. То с германским царем было, теперь — между собой… Но-о, стой! — Он отвел ладонью морду Керима. — Тебе оно
— никакого черта, а нам голову ломай!.. В шахту бы поболее людей. А где их наберешь? Сутолов, должно быть, в отряд многих позовет…
Он провел рукой у одного и другого по бокам, по груди, ногам и под репицей. Дубок тихо втягивал воздух, когда рука Паргина щекотно прикасалась к бокам. А Керим, прижав уши, норовил добраться зубами до этой руки.
— Дурак ты, право, — беззлобно говорил Паргин. — Все тебе не так… все не так… Все тебе, как моя Арина говорит, жизнь показывается безобразной, безгласной, не имеющей вида… Житие же есть и сень и сение. Егда мир приобрящем, тогда во гроб вселимся, иде же вкупе царие и нищие…