— Радуются, на фронт не пошлют.
— А что же, войны теперь не будет? — спросил Дитрих.
— И с кем? Не вырос еще супротив казака солдат!
Дитрих поглядывал на широкую спину извозчика, едва помещавшуюся в скорьевом тулупчике, — силен, а хвастлив. А может, вызывал на откровенность, желая выведать новости о Петрограде? Дитрих промолчал. Возле атаманского дома расплатился с извозчиком керенкой.
— Тож, говорят, деньга, — сказал тот, брезгливо плюнув.
«Вот и заключительный аккорд для господина Керенского», — подумал Дитрих, зная, что значит недоверие народа к деньгам.
Генерал Каледин принял Дитриха через час после его появления в атаманском доме. Белолицый, усталый, он походил на штабного служащего, работающего по ночам, никогда не видящего дневного света. Руки мягкие, нервно сжимающиеся в кулаки, но потом бессильно падающие на стол. Взгляд вопросительно-нетерпеливый, обнаруживающий нервную, даже истеричную натуру. Смотрел он как-то сбоку, отдувался, будто скрывая одышку. Дитрих сразу догадался, что Каледин ждет рассказов о Петрограде, и, упреждая его вопросы, описал петроградскую жизнь без прикрас. О позиции горнопромышленников он сказал:
— Мы передаем под вашу юрисдикцию все предприятия, расположенные на территории Области Войска Донского. Для этого я приехал сюда. Можно сделать об этом сообщение в вашей печати, но без ссылок на переговоры по этому поводу.
— Почему вы избегаете ссылок? — недовольно спросил Каледин.
— Они не нужны. Мы не хотели бы создавать впечатление, будто горнопромышленники вступают в политическую борьбу с правительством, обосновавшимся в Смольном.
— Такого правительства нет!
— Всякое правительство, созданное в столице, может присвоить себе функции центрального.
Каледин встал, прошелся по кабинету. Вернулся к столу, взял пресс-папье, затем снова поставил, стараясь, наверно, подавить в себе раздражение.
— А мы здесь думаем иначе, — сказал он наконец. — Нам нужны заявления, которые бы подтвердили полную изоляцию от народа большевистских мятежников. Мы можем обойтись без вас, попросить иностранных займов, но для русских офицеров было бы приятно слышать, что промышленные люди России, купцы, как Минин когда-то, соединились с нами в борьбе со смутой.
— Желания ваши понятны, — сдержанно ответил Дитрих.
— Вы боитесь, что мы потерпим поражение?
— Я ничего не боюсь, — решил ободрить генерала Дитрих. — Мы не хотим объявлять о наших решениях.
— Родзянко собирал здесь представительный съезд. Это широко известно.
— Нам в данное время нужно избегать чего-то подобного. Позиции ясны. Большевикам нужен повод для того, чтобы начать конфискацию предприятий, «принадлежащих контрреволюционерам».