Что на ровной было площади, на большой поляне,
Стоял там второй Тацин полк…
— Вы всегда подыскивали себе угодных министров, — не поднимая головы, сказал Родзянко. — Поверьте, Каледин принял вас холодно не по моему наущению. Мы все ошалели от неудач. Ссоримся. А нам не надо ссориться, — закончил он совсем тихо.
…Несмотря на поздний час, Платовская улица была шумной, суетливо-пестрой от экипажей, всадников, уныло бредущих солдат в высоких измятых папахах. В глубине небольшого садика, перед атаманским домом, освещенная слабыми фонарями, стояла конная фигура Платова, героя Отечественной войны 1812 года, и, кажется, готова была ринуться в уличную суету, чтобы смешаться с ней и не видеть всей этой бестолковщины, внезапно навалившейся на маленький город. Возле памятника вдруг появилась шумная, пляшущая ватага. Схватившись за ограду, откинув голову, пьяный казак затянул зычным голосом:
Кума к куме в решете приплыла,
В решете приплыла, веретенами гребла,
Веретенами гребла, донцем правила…
Лавируя между военными, Дитрих торопливо пошел к Соборной площади, чтобы потом повернуть к вокзалу и отыскать свой поезд. Вдруг за спиной он услышал частые шаги и восклицание:
— Простите, одну минуту!..
Дитрих повернулся. Его догонял полковник, которого он видел одиноко сидящим в ресторане.
— Чем могу служить? — сдержанно ответил Дитрих.
— Я хочу представиться… полковник Раич.
Дитрих протянул руку, при свете фонаря вглядываясь в продолговатое смуглое лицо с неподвижными черными глазами.
— Это нехорошо, — сказал полковник, преодолевая неловкость, — но я слышал ваш разговор с Родзянко…
— Сделайте милость, я не скрываю своих мыслей по поводу Родзянко. Вы прибыли сюда к генералу Алексееву?
— Нет, у меня сложнее…
— Знаете что, — вдруг предложил Дитрих, — доберемся к моему вагону и продолжим ужин.
— Что ж, я охотно. Здесь-то мне некуда деться.
Они остановили извозчика и вскоре подъехали к составу, в котором прибыл Дитрих в Новочеркасск. Вагоны и поезда, доставившие петроградских сановников в столицу «казачьего государства», охраняли постовые. Загнанные в тупики домики на литых колесах светились рядами окон и, кажется, в любую минуту готовы были двинуться в путь.
Дитрих и Раич расположились в салоне.
Выпив рюмку водки, Раич неожиданно начал рассказывать о себе и о своей тайной миссии, заведшей его в Новочеркасск:
— Происхожу я из древнего рода волынских дворян… У меня жена, двое детей. Я не знаю, где они сейчас, и не могу к ним вернуться… Последнее время моя часть находилась под Менделиджем, в Персии. После расформирования части я попал в Екатеринодар. Ходил на митинги, слушал ораторов. На одном из митингов ввязался в спор с эсерами. Если бы не вахмистр моей части Вишняков, наверное, меня бы расстреляли. Проголосовали — и конец. Народная стихия… Чтобы прийти к законности, она должна уничтожить старую, а какое-то время довольствоваться простым поднятием рук. Это закон ее существования, как бывает, наверное, закон ветра, шторма, наводнения. Чтобы наступила тишина, должен отшуметь шторм…